Иван Оченков - Конец Смуты

– Ну не надо так картинно восклицать, святой отец, я верю в человеческий гений. К тому же свидетелями этому были несколько сотен человек в соборе.

– Господи Иисусе, я же читал это письмо перед отправкой!..

– Вот как, а кто же вложил его в футляр?

– Брат Бартоло… господи, ну конечно: брат Бартоло прибыл с Востока. Он побывал в Индии, Персии и много где еще и привез оттуда немало всяких редкостей.

– Кто этот Бартоло и, самое главное, где он?

– Увы, он погиб в ту ночь, когда нас схватили в лесу ваши альгвазилы. Ему размозжили голову клевцом.

– А его вещи и эти, как вы выразились, редкости?

– С ним был большой дорожный сундук, но его отобрали казаки.

– Казаки? Кстати, а как случилось, что атаман и пани Мнишек остались совсем одни – неужели у них совершенно не было сторонников?

– О, это очень печальная история. Когда войско атамана взбунтовалось, его сторонники для вида присоединились к этим негодяям под предводительством того казака с варварским именем…

– Киря?

– Да, ваше величество, именно так его звали. Так вот, выйдя из Коломны, его сторонники должны были покинуть Кирю и ждать в условленном месте своего атамана и царицу.

– И что же случилось?

– Ну, ничего особенного: дождавшись, они отобрали у нас все мало-мальски ценные вещи, а затем бросили на произвол судьбы. Один из сторонников атамана попробовал возражать, но его тут же убили. Впрочем, нам оставили несколько лошадей, но, как вы уже поняли, скрыться они не помогли.

– Печально, но я все-таки не понимаю, почему вас прислали именно сюда. Вы не знаете ни здешних обычаев, ни языка, и у вас нет здесь знакомых. Неужели для вас не нашлось дела в империи?

– Трудно сказать, ваше величество: наш орден требует от своих членов безусловного послушания. Так что как только я получил приказ, мне не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. Что же до связей, то я немного знаком со здешним царем.

Услышав заявление иезуита, сделанное с самым невинным лицом, я расхохотался:

– Падре Игнасио, вы мне положительно нравитесь; ей-богу, жаль будет вас повесить!

– А вы непременно собираетесь меня повесить? – печально вздохнул монах.

– Ну вы же не забыли, что еще в Мекленбурге пытались меня убить?

– Ваше величество, я говорил вам тогда и повторю снова: я совершенно непричастен к этому ужасному злодеянию! Как раз напротив, я выслеживал тех людей из этого богомерзкого сообщества. И если бы у меня было еще хоть немного времени, я бы вывел их на чистую воду.

– А заодно получили бы контроль над всем моим княжеством?

– Ну, тогда оно не было еще вашим. К тому же вы совершенно ясно показали, что не являетесь адептом этой организации. Так что тут мы с вами на одной стороне, и я полагаю, мы вполне могли бы поладить.

– Это вряд ли, после того как меня собиралась немного поджарить ваша инквизиция, я очень плохо отношусь к папистам.

– Это досадное недоразумение, ваше величество, к тому же наш орден не имеет отношения к Священному трибуналу. Там издавна заправляют доминиканцы, отношения с которыми у нас, скажем так, оставляют желать лучшего.

– Ладно, у нас будет еще время поговорить. Кстати, позвольте вам представить отца Мелентия. Он мой духовник и в некотором роде ваш коллега.

Монахи смерили друг друга взглядами и довольно учтиво поклонились. Впрочем, все ограничилось знакомством, поскольку я кликнул стражу и велел им увести иезуита.

– Что скажете, батюшка? – спросил я иеромонаха, когда они вышли.

– Этот латинянин очень опасен, – задумчиво проговорил он в ответ, – а еще он много знает. Государь, ты и вправду думаешь его повесить?

– Вряд ли, во всяком случае, не сейчас. Он действительно много знает и может быть полезен.

– А что это ты говорил об инквизиции да о костре?

– О, ваше преподобие, у меня очень плохие отношения с католиками. Когда-нибудь я расскажу эту историю, но не сейчас. Сейчас же вы, друг мой, отправитесь к другому захваченному монаху и допросите его. Возьмите с собой дьяка, пусть записывает все, что он скажет, я потом почитаю. Если то, что он поведает, будет сильно отличаться от того, что сказал падре Игнасио, – дайте знать немедленно.

Следующей ко мне на допрос привели Марину Мнишек. Она немного успела привести себя в порядок и умыться, впрочем, красоты у нее от этого не прибавилось. Сын по-прежнему был у нее на руках и с любопытством озирался по сторонам. Едва войдя, бывшая царица с пафосом произнесла:

– Ваше королевское высочество, перед вами единственный законный наследник Русского царства!

– Мадам, вы и вправду такая дура или прикидываетесь?

– Что?!

– К чему этот дурацкий пафос? Вы прекрасно знаете, что единственный законный царь здесь – я. Я государь божьей милостью и по праву рождения, а вы, сударыня, сами поставили себя вне закона этим глупым покушением на убийство помазанника божьего.

– Каким покушением, я ничего не знаю ни о каком покушении!.. – воскликнула Марина.

– Прямо-таки и не знали… – саркастически ответил я и тут же решил сгустить краски: – А то, что бедный монах читал ваше письмо на соборе в присутствии иностранных послов, вы тоже не знали? Так что когда он упал, пораженный вашим ядом, вся Европа узнала, что у Екатерины Медичи и Боны Сфорца появилась достойная подражательница.

– Что?.. – залепетала она. – Там не было никаких послов…

– Так, значит, ничего не знаете? Ладно, теперь перейдем к этому несчастному ребенку. Я понятия не имею, кто его отец, но это явно не тот человек, которого венчали на царствие в Москве, ибо для этого он слишком мал. Кто бы ни был этот Дмитрий, его убили. У вас же, сударыня, была возможность вернуться домой, но царский венец вскружил вам голову. В тщетной надежде стать царицей вы прыгнули в постель к другому проходимцу, который ко всему еще был евреем. С тех пор вы интригуете, воюете, подкупаете… кстати, а чем вы подкупаете своих сторонников? Молчите? Ну и ладно. Все, что у вас осталось, – этот мальчик, которого вы, несомненно, погубите. Скажите, вам хоть немного дорог ваш сын?

– Вы негодяй!

– А вы дура! Будь у вас хоть немного мозгов, вы бы сейчас у меня в ногах валялись, вымаливая себе прощение.

– Царицы не валяются в ногах!

– Мадам, на Руси только одна царица – это моя законная супруга, принцесса шведская Катарина.

Неизвестно, долго ли мы еще препирались бы, но раздался стук, и в горницу вошел Вельяминов.

– Государь, гонец из Москвы прибыл с вестями… – тихонько проговорил он мне на ухо, косясь на бывшую царицу.

– Мы уже закончили; распорядись, чтобы пани Марину с сыном увели, да покормить не забудь, а то вон как отощали, кожа да кости. Потом позовешь гонца.

Бывшая царица вспыхнула от моих слов и, подхватив сына, собралась было выйти, но, встретившись глазами с Никитой, вздрогнула.