Илья Куликов - Спецназ боярина Коловрата

– Братья, рязанцы, на прорыв! За мной! Соединимся с помощью, пришедшей к нам! – закричал боярин Евпатий и сам бросился вперед, расчищая дорогу.

Монгольские всадники отпрянули, когда прямо им в спины ударили витязи в сияющих доспехах и стали стремительно их истреблять. Монголы повернули коней и понеслись прочь от ворога.

– Кто вы такие? – спросил боярин Евпатий у одного из всадников, неожиданно пришедших на помощь.

– Мы сторожевая дружина великого князя рязанского. А вы кто?

– Мы последний рязанский полк, и мы провожаем ворогов с нашей земли!

Нет, не черниговская рать пришла на помощь, а всего несколько сотен выживших воинов. Те, кто стоял в дозоре, и те, кто, как и его люди, просто не успел к основным сражениям.

Не придет Михаил Всеволодович на помощь. Никто больше не придет.

– Кто ваш воевода? – спросил боярин Евпатий у воина.

– Воевода наш Никодим Васильевич, а сотник – сын его Константин Никодимович.

– Веди меня к нему. Я воевода Евпатий по прозвищу Коловрат.

Бояре, встретившись, обнялись.

– Благодарю тебя, Никодим Васильевич, что подсобил нам. А то без пользы погибли бы!

– Да где уж без пользы! Вы прямо выметаете монголов с Руси! Мы к вам на подмогу спешили. Пришли в Рязань, а там сказывают, что ты уже увел рать. Я за вами пошел. Сколько вас по числу-то?

– Да не шибко много. Сейчас, наверное, меньше тысячи осталось, – отозвался Коловрат, – но мы, пока все не ляжем, не остановимся!

Боярин Никодим Васильевич кивнул головой.

– Немного, но да когда число решало?

– Сегодня. Мы просто ищем смерть и забираем жизни.

– Возьмешь нас к себе, боярин? Нас двести шестьдесят воинов. Мы тоже хотим за Русь умереть.

– Разве в таком отказывают?

Пятерых захваченных в плен воинов бросили перед ханом Батыем. Тот внимательно посмотрел на них. Филька Веселый тут же постарался встать на ноги. Остальные, видя, что разбойник не только не просит пощады, а даже голову склонить не желает, тоже стали подниматься.

– Кто вы такие? – спросил хан Батый у Фильки Веселого.

– А ты русский язык знаешь, князь басурманский? – с улыбкой спросил Филька Веселый.

Замучает, поганый, подумал отважный разбойник, так чего же сейчас плакать? Надо хоть напоследок повеселиться. Они не увидят моего страха.

– Вот все сражение мечтал тебя увидеть да снести тебе голову, но видишь, только со связанными руками перед тобой оказался. Ты мне ручки-то развяжи да сабельку дай, я тебе голову снесу.

На лице хана Батыя не дрогнул ни один мускул. Монгольский воин, стоящий рядом с Филькой, вскинул плеть, желая попотчевать ею дерзкого уруса, но жест руки хана заставил его остановиться.

– Та кто вы такие, воины?

– Веры мы христианской, – ответил Филька Веселый, – слуги мы великого князя рязанского Игоря Ингварьевича полка Евпатьева. Посланы проводить тебя, государя великого и доблестного, как полагается провожать на Руси захватчиков и мучителей, копьями и стрелами!

Хан Батый, выслушав отважного воина, покачал головой. Храбрый передо мной человек стоит, подумал хан. Такая доблесть не встречалась мне. Эти русские совсем не ведают страха и так любят свое Отечество. Что им за радость умереть за него?

– А ты, – спросил хан Батый у другого воина, – кто ты?

– А я и не воин, великий князь басурманский, я простой селянин, но тоже решил проводить тебя как полагается: копьем и стрелой. Не ходил бы ты на землю Русскую! Я бы тебе даже поклонился, так как человек я маленький, но раз пришел, то мое дело уважить тебя. Я и уважил, да не достал тебя. Ты ведь сам в бой не ходишь!

– А ты кто? – спросил хан Батый у следующего воителя, который даже сейчас пытался разорвать веревки, которыми были у него связаны руки.

– Я? А ты мне руки развяжи – узнаешь. Звать меня Иваном, но ты можешь не звать, я уже рядом. Не будь веревок, задушил бы тебя, басурманский царь!

– А ты что, тоже убить меня хочешь?

– Не только тебя одного. А всех вас. Будьте вы прокляты, саранча поганая! Не надейтесь, что числом вас много. Мы любим, когда враги сотнями под нашими ударами ложатся. Чего говорить, предавай нас смерти, не страшен ты нам. Не боимся мы тебя!

– А ты, – спросил хан Батый у последнего воина, – чего молчишь?

Воин даже рта не открыл в ответ, а просто смотрел без страха прямо в глаза хану.

– Вы славно сражались! Если бы у меня была хоть одна тысяча таких, как вы, воителей, я бы захватил весь мир. Когда война закончится, я хотел бы видеть вас в своем воинстве.

– А я хотел бы видеть твою голову на пике, а твое тело скормленным псам, – неожиданно басом произнес молчавший до этого воин.

Батый повернулся к своим людям и произнес:

– Накормите этих храбрецов и перевяжите их раны. Они своей доблестью заслужили право на такие слова. Смотрите на них и запоминайте – это простые люди, но они презрели страх, смерть и боль. Они из плоти и крови, и никакие они не мертвецы. Их раны также болят, их меньше, чем нас, но они не ведают страха.

Филька Веселый не знал, что говорит проклятый басурманский царь на своем корявом наречии, и обратился к товарищам:

– Ну, други, коли будут нас мучить, вы своих мучителей погнуснее ругайте. Они поддадутся горячке и убьют нас скорее. Перед смертью не бойтесь ничего говорить. Раз уж умираем, то не все ли равно? Единственное, что жалко – перекреститься не могу. Руки связаны!

– Ты, Филька, меня не знаешь, а я ведь много лет по приказу великого князя по лесам за тобой гоняюсь. Звать меня Ярославом Вадимовичем. Но сейчас я рад, что ты ускользал от меня со своими людьми. Видимо, такова была воля Божья. Ты прости меня, что, не зная тебя, проклятия тебе слал!

– И ты прости меня, Ярослав. Я ведь тоже такое творил – вспомнить жаль. Много крови пролил невинной. Век не искупить!

– Братья, – проговорил третий, селянин, – раз все мы по христианской традиции прощения друг у друга перед смертью просим, то и вы простите меня. Сколько раз мы и вас, людей князевых, недобрым словом поминали, и вас, лиходеев, а вот пришла беда – вместе в одном полку встали.

– И ты нас прости, имени твоего не ведаю. Мы ведь греховными делами жили. Прости нас.

Братья Владимир и Всеволод, сыновья великого князя владимирского, расположились в просторной избе. Братья решили все же послушаться воеводу Еремея Глебовича и дождаться сведений об истинном числе монгольской рати.

– Ну, братишка, – обратился Всеволод к Владимиру, – ты считаешь, что и впрямь монгольская рать столь огромна, что и сосчитать нельзя?

– Думаю, если честно, то мы зря тратим время, Всеволод. Даже если численность монгольской рати превышает нашу, то едва этот перевес что-либо решит.