Юрий Корчевский - Гвардия в огне не горит!

К лейтенанту подошёл Понидько, единственный, кого разведчики знали по фамилии.

– Частота радиостанции, позывные, ваше подразделение и фамилии?

Частоту и позывной Архангельский назвал, а также подразделение – разведотдел Брянского фронта. А фамилию – отказался.

– Это чего вас так далеко занесло? – удивился Понидько.

– Задание такое, мы не выбирали.

– Полоса действий фронтовой разведки – до пятидесяти километров, – проявил осведомлённость партизанский командир.

Архангельский промолчал. Пусть Понидько по своим каналам свяжется со штабом партизанского движения. Жаль, времени уйти может много, уж очень неспешно штабы работают, особенно если структуры разные.

Понидько хмыкнул и ушёл. Ответы он не записывал, повторял про себя, смешно шевеля губами. Илья сделал вывод – никакой он не партизан. Выправка, записей не делает. Или ГРУ, или НКВД, извечные соперники. К удивлению разведчиков, Понидько вернулся вечером, как стало смеркаться. Ножом разрезал верёвки.

– Штаб подтвердил всё, внешние данные сходятся. Только в группе четверо должно быть.

– Погибли парни, вечная им память.

– За мной. Покормим и уходить будем. И так задержались, не в последнюю очередь из-за вас. Пятнадцать километров продержитесь?

– Легко!

Разведчики потирали затёкшие руки. Накормили обоих картошкой с тушёнкой и деревенским хлебом, причём свежим. Ага, стало быть, есть связь с местным населением. Угощение съели быстро. Так получалось, что сегодня не ели ничего, а за вчерашний день по сухарю с кусочком сала.

– Вот и славно. Подъём!

– Нам бы оружие своё получить, – попросил Архангельский.

Но Понидько сделал вид, что не слышал просьбы. А идти по занятой врагом территории без оружия некомфортно, не свой тыл.

Двигались группой, грамотно. Впереди дозорный, затем партизан, за ним разведчики, следом Понидько и ещё партизан. Часа за три с небольшим остановились в поле. Вокруг ни деревень, ни деревьев не видно, сколько Илья головой ни вертел. Понидько на часы поглядывал, потом сказал партизану:

– Поджигайте.

Почти сразу вспыхнули три костра в линию. Через несколько минут у первого костра приземлился У-2, маломощный мотор рокотал на холостых оборотах. Партизаны и разведчики побежали к нему.

– Принимайте гостя! – крикнул пилот.

Из задней кабины выбрался натуральный немецкий офицер в полевой форме, снял лётный шлем, надел кепи. Понидько появлению немецкого офицера не удивился, похоже, знал.

– Велено раненого забрать! – крикнул пилот. – Давайте поживее, а то до рассвета не успеем передовую перелететь.

– Двоих надо!

Понидько подтолкнул к самолёту разведчиков. Пилот оглядел фигуры.

– Лезьте оба, только ни педали, ни ручку не трогать! А то глазом не успеете моргнуть, в землю врежемся, лететь низко будем.

Влезли на крыло, с него в кабину. Лейтенант лётный шлем с сиденья взял, надел. Пилот обернулся:

– Поживее! Один сел, другой ему на колени. И пристегнуться!

Илья уселся, на колени ему – командир. Илья стал руками привязной ремень нащупывать, а пилот резко прибавил обороты, и самолёт стал разбегаться, держа курс на третий костёр. На разбеге трясло на неровностях, Илья за борта кабины ухватился. В лицо бил холодный ветер. Толчки прекратились, самолётик заложил вираж, и неожиданно Илья увидел костёр внизу, возле него фигуры партизан. Да никакие они не партизаны: зафронтовая разведка, коллеги.

Как пилот ориентировался – загадка. Но через час полёта довольно близко под крылом Илья увидел осветительные ракеты, трассирующие очереди. Передовая! Летчик, ещё подлетая, убрал газ и сейчас планировал почти неслышно. Когда свет ракет остался позади, добавил газ, выхлоп оглушил. Ещё полчаса лёта, разворот, вираж, внизу мелькнул луч прожектора. Лётчик притёр самолётик на полосу, прожектор сразу погас, мотор заглох, и только гравий шуршал под колёсами. Пробежав по инерции, самолётик встал. Пилот отстегнул ремни, выбрался из кабины на крыло.

– Всё, товарищи! Можно оставить самолёт.

К самолёту подкатила санитарная машина на базе полуторки, следом за ней – легковая «эмка». Разведчики спешно выбрались. Из легковушки вылез военный. Разведчики вытянулись по стойке «смирно».

– Начальник разведки фронта, – шепнул лейтенант. – Сам Чекмазов.

Полковник подошёл, разведчики дружно поприветствовали:

– Здравия желаем, товарищ полковник!

Чекмазов приложил руку к шапке в приветствии.

– Вольно! Кто ранен?

– Перелом руки, товарищ полковник, и укушенная рана. Собака по следу шла, напала. Задание выполнено, аэродром разбомблён. Противник потерял восемнадцать самолётов, наши ВВС над целью ни одного. Противник РДГ обнаружил, погибли двое: разведчик Лощилин и радист Кузняк.

– Идите в санитарную машину, пусть врач осмотрит в госпитале. Чёрт-те что! Путаница какая-то. Из штаба партизанского движения доложили – ранен разведчик, нуждается в эвакуации. Ладно, обошлось. Садись, сынок, в машину, поедем в отдел, всё подробно напишешь, как было.

Пока ехали в разведотдел, полковник расспрашивал, как действовали. По приезде Илью отвели в отдельную комнату, усадили за стол.

– Пиши подробно, с привязкой по месту и времени. Закончишь – отнесёшь докладную записку начальнику отделения. По погибшим – видел ли сам, где, когда.

Илья устал, хотелось есть и спать, но приказ надо исполнять. Постарался припомнить каждые сутки, ведь большая часть действий происходила не днём, а ночью. Старался с подробностями, а получилось всего на два листа, правда, почерком убористым. Пробежал глазами написанное, отнёс в отделение. Думал – сейчас пойдёт на кухню, там всегда оставляют покушать для караульных, подхарчится. Ничего подобного! Начальник отделения бегло прочитал текст:

– Несвязно! Иди, пиши ещё раз и ошибки учти.

Не любитель материться Илья, но пока шёл в отведённую комнату, выражался семиэтажным. Да ещё хотя бы текст остался, который отдал. Опять написал, потратив час. Снова отдал написанное. Начальник хмыкнул, не читая, положил в папку.

– Свободен, Сафронов. Далеко от отдела не отлучайся.

Илья сразу в столовую. За писаниной завтрак уже прошёл, но сжалились повара: получил макароны по-флотски и компот из сухофруктов – редкость на фронте большая. Пришёл в землянку своей роты, разделся, и спать. Ни разговоры сослуживцев не мешали, ни артобстрел. Это звуки привычные.

К вечеру проснулся, на соседнем топчане Архангельский сидит, на левой руке гипс до локтя.

– Силён же ты спать, Сафронов.

– Как же, силён! В девять часов только лёг. Два раза заставили докладную записку переписывать.

– Так и я так же. И ошибок там не было. Старый способ, ещё от царской охранки переняли. Человек два-три раза про одно событие пишет, если врёт, будут расхождения. Давай выпьем, у меня бутылка «Казёнки».