Владимир Поляков - Борджиа: Дорога к Риму

***

И снова дорога, только уже её заключительный отрезок, и условия немного другие. Мигель в повозке, Моранца за возничего, ну а я всё так же отбиваю задницу о седло, что не доставляет ни малейшего удовольствия. Ах да, за повозкой бредут лошадки без всадников, часть боевых трофеев. Настроение… у меня философское, Корелья больше занят болью в ноге, ну а Бьяджио грустит. Понимаю его, терять хорошо знакомых людей и беспокоиться за их жизни – дело знакомое и очень, чрезвычайно неприятное.

– Жизнь – сложная штука. И даже творец нашего мира не сможет ответить на простейшие, казалось бы, вопросы.

– И это говорит епископ, - не выдержав, Моранца изрёк сие саркастическое замечание. – Я думал, вы должны утешать людей, оказавшихся в сложной ситуации.

– Думать… это уже хорошо. Многие, увы и ах, подобным заниматься даже не пытаются. А лить в души сладкую патоку, тем самым мешая понимать мир таким, какой он есть… Лучше я это оставлю другим, более глупым, а чаще более подлым.

– Подлым? Почему?

– Правильный вопрос. Сначала вспомни привычные проповеди, которые ты во множестве слышал, начиная с детства. А затем сравни с жизнью и тем, что услышишь от таких как я. Потом же, спустя несколько недель, вернёмся к разговору. Если, конечно, сам этого захочешь.

– Странный вы епископ, синьор Чезаре.

Знал бы ты, парень, насколько я странный, по меркам привычного тебе мира! Только не узнаешь, такие тайны исключительно для их носителя и никак иначе. Этих слов ты не услышишь, зато кое-что другое скажу. Поумнее, чем тот бред, которым привыкли пичкать свою паству местные святоши.

– Про умершего твоего друга сначала сказать стоит. Не знаю, как он жил, но видел, как умер. Достойно, с оружием в руке, защищая тех, кто с ним рядом бился. Уж точно не хуже «предсмертной исповеди с отпущением грехов». Я же от всего сердца попрошу, чтобы ТАМ, - слово интонацией выделяю, но без подробностей, – к нему правильно отнеслись. А Гамбини… Пока он жив. И шансы выжить куда больше, чем окажись на его месте простой земледелец или торговец.

– Почему?

– Дух движет материей. Слышал такие слова? Не слышал… Тут суть в том, что человек с сильным духом может, как бы приказывать телу действовать за пределами возможного. Значит, и выздороветь после тяжкой раны тоже. Солдаты, умеющие сражаться и убивать, сами при этом остающиеся на ногах. Правители, из числа не просто сидящих на троне, а ломающие привычный мир вокруг. Ораторы, зажигающие сердца и души слушающих их людей… Подумай над этим, Бьяджио, может поймёшь, почему у твоего приятеля шанс выжить больше, чем у другого.

Задумался Моранца. Пусть, дело по любому полезное. А Мигель, тот скалится. Причина? Не знаю даже. Или нет, точно! Доставшаяся «по наследству» память выбросила на поверхность воспоминания, дающие подсказку. Корелья имел несколько раз возможность послушать Родриго Борджиа, который убеждал в чём-то пришедших к нему гостей. Сейчас же наверняка уловил нечто не аналогичное, но отдалённо напоминающее. Небось, думает будто голос крови таким образом в Чезаре зазвучал. Пускай думает, вполне себе подходящее обоснование, опровергать его точно не собираюсь.

– Необычно будем выглядеть, - поморщившись, когда повозка подскочила на очередной кочке, вымолвил Корелья. – Трое людей, двое в повозке крестьянской, вооружённые как наёмники. А за нами более десятка лошадей. Я бы на месте стражи задержал в воротах и стал выспрашивать кто да откуда.

– Резонно! – вынужденно согласился я. – И печально, что придётся делать то, чего я очень не люблю.

Улыбка Мигеля, полнейшее непонимание Моранцы, особенно когда я приказал ему остановить повозку. А как иначе, не переодеваться же мне на ходу, во время движения! Мда, угораздило же… Ведь знал, что рано или поздно придётся напяливать на себя ЭТО, именуемое епископским облачением. Оказалось, совсем уж рано и никоим образом не поздно. Проклятье!

Епископский перстень я носил почти постоянно, как и полагалось, то есть на безымянном пальце правой руки. Золотой, массивный, с большим аметистом, как и полагалось епископу. Украшение и украшение, пусть даже являющееся символом церковной власти. Но добавлять к этому фиолетовую сутану, будь она неладна… А пришлось.

Только сутану, без прочих элементов, по большому счёту необязательных. Набросил её прямо на кольчугу, потому как оставаться без защиты мне ну совершенно не улыбалось. Догадываюсь, что вид у меня и в процессе и после был ну ни разу не радостный. Неудобно. Непривычно. Внешний вид этого и вовсе бесит. Вместе с тем придётся терпеть, раз уж угораздило оказаться в подобном положении. И ездить на лошади в сем наряд ни разу не удобно. Ведь мы снова начали движение к уже близкой Флоренции.

– Засмеёшься… кину чем-нибудь тяжёлым, - процедил я, глядя на с трудом сдерживающегося Мигеля. – Сам знаешь мои… отношения с этой одеждой, которую я ни разу не просил мне дарить.

Проникся. Помнил, что так оно и было, что церковная карьера была навязана Чезаре его отцом. И взгляд в сторону Моранцы, вполне читаемый.

– Можешь ему сказать, только не так, чтобы я всё это снова слышал. И да, после сегодняшних событий ему можно верить в достаточной мере.

– Как знаешь, Чезаре.

И, получив разрешение на открытие частицы моей жизни, Корелья стал разъяснять Бьяджио Моранце некоторые важные нюансы. Я же получил возможность немного отвлечься. Ненадолго, поскольку пригорода столицы республики уже были смутно, но видны.

Вот, верно сказал Мигель про подозрительность нашей, хм, процессии. Не будь я в епископском облачении, с подобающим перстнем и не представься… далеко не факт, что нам бы быстро удалось миновать стражу у ворот. А так ничего, проскочили. Более того, даже предложили парочку проводников, они же эскорт. Не по причине нашего слабого ориентирования в пределах города, скорее в знак уважения. Во Флоренции всегда старались блюсти баланс во всех смыслах этого слова.

Показать достойный епископского статуса дом, где можно снять достаточное количество комнат? Никаких вопросов, сейчас прямо туда и покажут дорогу. Необходим доктор? Он сам придёт, дабы осмотреть рану моего спутника. Ах, требуется и ещё одного раненого осмотреть, временно оставленного в одной из деревень на пути сюда? Тоже будет сделано. Деньги? О, заплатите немногим позже, это не к спеху.

Приятно было видеть такую предупредительность и желание услужить со стороны представителей власти мелкого калибра. Однако, я и не думал обольщаться на сей счёт. Классическая политика правителей Флоренции издавна заключалась в том, чтобы создавать гостям республики из числа значимых персон атмосферу максимального комфорта. В мелочах. Зато по серьёзным вопросам ситуация менялась. Флорентийцы не зря пользовались славой опытных дипломатов и умелых интриганов, ухитряясь порой даже проигрышные ситуации обернуть в свою пользу. Особенно славились этим Козимо Медичи и его внук Лоренцо, прозванный Великолепным.