Илья Баксаляр - Спасти Советский Союз

Я сидел у могилы много часов и наблюдал за жизнью душ известных и узнаваемых личностей. Вот Чкалов что-то рассказывает Горькому, а великий пролетарский писатель внимательно слушает, кивая головой в знак согласия. В стороне от них, знаменитый маршал Толбухин беседует с другим маршалом Огарковым о военных стратегиях, их разговор пестрит военными терминами. Добрая и отзывчивая Мария Ульянова беседует с Кларой Цеткин, а Крупская под руку с Кировым прогуливаются вдоль голубых елей, тихо рассуждая о судьбе партии и народа. Вот герой войны Жуков громким голосом говорит что-то некогда могущественному министру обороны Гречко.

Посмотрев по сторонам, заметил в углу на лавочке сидящую в одиночестве фигуру. Никто к ней не подходил. Тихо подошел ближе, мне стало интересно, что эта за личность, которая держится от всех в стороне. Подойдя, заметил, что это мужчина, он отвернулся в сторону и тоскливо смотрел на рубиновую звезду на Спасской башне. Ему здесь явно было некомфортно. Я осторожно присел рядом.

– Здравствуйте!

Человек повернулся ко мне и едва не отпрянул.

– Это ты? – Его глаза стали круглыми от изумления, и страшная тень прошла по лицу. – Ты умер? – Он не верил своим глазам.

– Да. Оказался здесь. Мне тоже стало грустно.

–Да! – подавив минутную слабость, проговорил человек. – Отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление. Все так получилось, как я когда-то высказывался.

Мой собеседник надолго задумался. Я внимательно присмотрелся – да это же Иосиф Виссарионович!

Здравствуй, товарищ Сталин. Я тебя как раз искал

– А я вот не думал застать тебя здесь, – раздраженно проговорил вождь народов. Во время душевного волнения кавказский акцент в его речи усиливался – Не для того я посвятил всю свою жизнь народу, чтобы видеть тебя мертвым.

– Скажи, товарищ Сталин, почему я умер?

– Не всех врагов перестреляли! – Он встал и начал не спеша ходить из стороны в сторону, теребя в руках трубку.

– А почему ты пошел в революцию? К тебе плохо относились родители?

Вождь немного подумал, заметно волнуясь, мне стало понятно, что детство у него было нелегким.

– Мать у меня поденщица, много работала и была по натуре пуританкой, мне часто доставалось от нее. Так получилось, что я остался единственным ребенком, другие ее дети умерли при родах, и вся материнская любовь досталась мне, но такая опека страшно раздражала. Мать хотела видеть меня священником, и была ужасно разочарована, что я не воплотил ее мечты. Я учился в духовной семинарии, и терпеть не мог жестоких правил, которые были там установлены. Видимо, из-за этого и стал революционером. Я протестовал против всего, что окружало в семинарии. В конце концов, меня выгнали оттуда, как бунтаря. Поначалу перебивался случайными заработками, но домой возвращаться не хотел. Мне хотелось свободы. Потом познакомился с русскими социал-демократами, сосланных на Кавказ, в частности, с Калининым. Работал на железной дороге. В теплый весенний день организовал первомайскую демонстрацию в Тбилиси. Там же впервые выступил на митинге. Отсюда и началась моя революционная деятельность. В декабре девятьсот пятого был направлен на съезд партии от Закавказья и впервые познакомился с Лениным. Но он на меня особого внимания не обратил. Неприятно чувствовать, когда с тобой никто не хочет общаться и смотрят на тебя свысока. Очень унизительно, особенно не понравился этот молодой еврей Троцкий. Герой революции девятьсот пятого года, он ходил с таким высокомерным видом, что сразу вызвал у меня отвращение. Чем он лучше меня? Я ведь тоже сюда попал не просто так. Уехал со съезда в тяжелом настроении, мне показали, что я никто, мелкая букашка. Тогда себе сказал: ну, подождите у меня, я стану сильным, и все вы будете валяться у меня в ногах и вымаливать прощение, грубые самовлюбленные зазнайки. Да, они все очень умные и образованные, но так далеки от народа, а я часть рабочего класса и, наверное, лучше всех знал настроение и мысли простых людей. Забыв на время об обидах, занимался выпуском газеты «Правда», везде поддерживал Ленина. Он, правда, был далек от России, и ее реальностей не очень хорошо разбирался в потребностях людей, но его считали лидером, и я старался быть ближе к нему. Работал активно, целеустремленно, за что был арестован, по решению суда сослан в Сибирь, но Февральская революция меня освободила. Вернулся в Петроград. Здесь творилась полная сумятица, но у меня открылся талант создавать управленческий аппарат и, конечно, работа для меня нашлась. Не знаю, как пошли бы дела потом, ситуация была сложная, но случилась Октябрьская революция, ее организовал и провел Троцкий. Наш Лев, как мы его звали за глаза, опять стал героем. На этот раз я спокойно смотрел на его величие и гордыню: подожди, ты часто отрываешься от земли, и это тебя поведет. Революция свершилась, и тут началось такое. Вспыхнула Гражданская война. В ЦК не было единства, мнений высказывалось много, но я всегда поддерживал Ленина, и тем самым заслужил его доверие. Вскоре меня включили в узкий круг руководителей большевиков. Партия направила меня на фронт. Я отвечал вместе с Ворошиловым за оборону Царицына. Положение на Волге было крайне тяжелым. Атаман Дутов и генерал Краснов шли на город лавиной. Мне просто не повезло, попал в самый опасный для Советской России фронт. Белые рвались к Москве. Под напором врагов город Царицын пришлось оставить. Еще немного, и мы бы были полностью разгромлены белыми. Наши войска уныло отступали, и что бы я ни делал, остановить их было невозможно. Но в самый тяжелый момент приехал Троцкий. Честно скажу, его очень не любил. Но он сотворил нечто такое, что мне никогда невозможно повторить. Построил отступающие войска и обратился к ним с речью. Вроде говорил те же слова, что и я. Но, что произошло после его выступления, до сих пор не могу понять. От него шла такая энергетика, что понял, насколько я слаб по сравнению с ним. Ты знаешь, как тяжело чувствовать свою ущербность рядом с людьми, которые на голову выше тебя. Троцкий затмил всех нас руководителей партии. Рядом с ним чувствовал себя слабым и беспомощным. Отвратительное чувство. Тогда все мои солдаты поверили ему, они уверенно шли в бой, и знаешь, что больше всего меня задело?

– Что же, товарищ Сталин?

– С каким презрением они смотрели на меня. Троцкий для них стал живым воплощением Бога на земле, а я для них был просто неудачник. Лев, конечно, выиграл Гражданскую войну. Он мотался по всем фронтам и руководил всеми боями, а я вернулся в Москву и занялся оргработой, подбирал кадры, рекомендовал нужных людей на партийные должности, подбирал талантливых людей на место руководителей партийных комитетов в губерниях. В восемнадцатом на Ленина было совершено покушение, многие говорят, что это моя работа, но это не так. Разумеется, к этому был причастен кто-то из ближнего окружения, но я бы до такой низости никогда не опустился. Тем более Ленина всегда поддерживал. Часто мой голос решал спор в пользу Ильича, и он это видел. Ленин был талантливым человеком, хорошо чувствовал ситуацию, остро переживал свои неудачи, часто сомневался в правильности выбранного курса, но стратег он был выдающийся. Я постепенно заполнял аппарат ЦК своими людьми, потом стал продвигать их в ЦК. Все это не понравилось Ленину, он как-то настороженно стал относиться ко мне. Его правой рукой оставался, конечно же, Троцкий. Ему Ильич больше всего доверял, и мы все знали, что он будет его преемник. Но пока герой революции на своем бронепоезде колесил по всем фронтам, я в Москве даром времени не терял, мы аккуратно отодвигали людей Ленина в сторону, заменяя своими. Ленин стал проявлять беспокойство, и тут с ним случился приступ. Это был хороший повод отправить его в Горки на отдых. Но у нас остался главный противник – Троцкий. Мы объединились против него. Теперь всем правил триумвират – Каменев, Зиновьев и я. Конечно, эти двое и в подметки не годились Троцкому, они это знали, потому и боялись его. Но мне пришлось пойти на союз с ними, хотя прекрасно знал, что при первой же возможности они меня сольют. Потому что считали себя великими, а я так, мальчик на побегушках, младший товарищ. Не очень приятно, но политическая ситуация требовала терпения. Троцкий вернулся с фонта – настоящий герой. Все ему аплодировали, пели дифирамбы, вот в них он и утонул. Но Лев не знал, что власть у него в ЦК мы просто отобрали. Теперь я взялся за амию, которую он возглавлял, она была его оплотом. Был бы не такой заносчивый, давно бы заметил опасность, но герой Гражданской войны, ослепленный славой, оставался слишком высокого мнения о себе. На этом мы и сыграли.