Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Удар был словно об упругую стену. Смачный звук раздираемой плоти, хруст сломанных костей, скрежет исковерканного металла…

Бурцев вылетел на лед. Мотоцикл увлек и сбросил покалеченное животное в полынью. Вместе с всадником. Туда же с плеском упал и пистолет эсэсовца. Боевой рыцарский конь и конь железный ушли на дно сразу. Несчастный жеребец еще ржал, двигатель «Цундаппа» еще работал, когда вода захлестнула обоих.

Фон Берберг вовремя соскочил с седла и высвободил ноги из стремян. Зацепился за край полыньи да так и замер по грудь в студеной водице: шлем-ведро диковинным поплавком торчит над поверхностью, пальцы отчаянно скребут ледяную кромку.

По инерции Бурцев подкатился на животе к самой воде. Едва не уткнулся носом в топхельм штандартенфюрера. Испуганные, затравленные глаза глядели на него из узкой смотровой щели. Мокрая рука в кольчужной рукавице норовила ухватить его руку. Бурцев инстинктивно отпрянул, отполз от опасного пролома.

– Помогай! Товарищ полковник! – взывал вестфалец по-русски незнакомым, полным ужаса голосом. В экстремальной ситуации у штандартенфюрера явственно проявился немецкий акцент. – По-мо-гай!

И ведь придется же, блин! Придется помочь! Ради Аделаиды… Бурцев огляделся. Рядом валялось выпавшее из коляски татарское копьецо. То, что надо…

– Держись, сволочь – я сейчас!

Он потянулся к копью.

– Помогай! Помо…

Бульк-бульк…

Руки фон Берберга соскользнули со льда. Топхельм ушел в воду по самую смотровую щель. Но Бурцев уже дотянулся. Поймал! В последний момент крюк татарского копья подцепил тонущего. За кольчужный капюшон. За шиворот. За шкварник – как котенка.

Было скользко, под брюхом трещало, а он все тянул и тянул обезумевшего от страха рыцаря к себе. Наполовину выволок на лед, прохрипел:

– Где Аделаида?! Где моя жена?!

Из смотровых и дыхательных щелей немецкого шлема хлынуло. Фон Берберг натужно закашлялся. Хлебанул-таки, гад, чудской водички…

– Где?!

– Я не знать! Не знать!

– Врешь!

Он поднатужился и все тем же татарским копьем спихнул фон Берберга обратно.

– А-а-а!

Зацепил, подтащил к себе снова.

– Где она?!

– Я не знать! Помогай! Пожалуйста! Товарищ! Гитлер капут! Холодно! Я замерзать!

– Ах, замерзать?! Погоди, урод, то ли еще будет! Я из тебя вообще Карбышева сейчас сделаю!

Наконечник уперся в рогатую макушку шлема, Бурцев надавил. Вестфалец сопротивлялся как мог, орал и царапал лед руками, но неумолимо скользил назад – в бездонную полынью.

Плюх… Фон Берберг обеими руками вцепился в спасительную соломинку копейного древка. Лишь потому еще и держался на воде.

– Ну, так как, Фридрих, будешь говорить, или мне отпустить копье? А то я уже притомился тут с тобой бодаться.

Голос фон Берберга был пронзительным и громким.

– Я! Я! Я! Гуд! Да-а-а! Буду! Все рассказать! Все, что знать!

Бурцев напрягся, зарычал зверем, выдернул фашика из воды – чуть пуп, нафиг, не надорвал. Все! Растянулся на льду рядом с эсэсовцем.

Они лежали голова к голове, дышали хрипло, тяжело. Подняться на ноги не было сейчас сил ни у того, ни у другого. Фон Берберг беспрестанно отхаркивался и отплевывался. Под шлемом набежала целая лужа…

А вокруг царил полнейший бедлам. Ледяная баня охладила пыл беглецов, остановила отступление. Некоторые орденские братья в отчаянии разворачивали оружие против преследователей. Кидались в последний бой, дрались ради того лишь, чтобы подороже продать собственную жизнь. Но таких было уже немного. В большинстве своем крестоносцы, либо сдавались на милость победителей, либо пытались протиснуться к берегу по безопасным проходам меж гибельными полыньями. Это удавалось не всем. Кого-то сталкивали в давке, кто-то сам прыгал в воду, в безумной надежде спастись вплавь…

Стук копыт над самым ухом все же заставил Бурцева подняться. Боевая позиция, копье-багор наизготовку. А ноги-руки дрожат от перенапряжения, а в голове шумит… Если будет драка – точно убьют! Но нет, ничего страшного – это подоспели нукеры Арапши и дружинники Александра.

Княжеский конь, опасливо ступая копытом, приближался к пролому во льду. Свита позади заметно нервничала. Спас на червленом стяге бился на ветру в руках татарского военачальника. Личина-забрало на шлеме Ярославича помята и поднята. Лицо – раскраснелось. Глаза еще не отошли от горячки боя – пылают глаза-то. Но меч уже в ножнах.

– Василько?! Чего ж ты впереди князя полез, а? И бискупа из Дерпта самолично свалил, и стяг ливонский обрушил, и немцев чуть не семь верст гнал в одиночку. Никак всю ратную славу себе присвоить надумал и нам ничего не оставить?

Князь шутил, князь улыбался.

– Вышло так, – потупив взор, ответствовал Бурцев.

– Ишь ты, вышло у него… А сейчас-то чего тут делаешь?

Бурцев мотнул головой на промокшего Фридриха фон Берберга. Ответил угрюмо:

– Фрица мочу.

Александр с интересом глянул на немца. Довольно прицокнул языком. Бурцев встревожился. А ну как Ярославич надумает забрать у него важного пленника!

– Отдай мне этого рыцаря, княже.

– Да бери, чудной! У меня такого добра эвон сколько…

Александр неопределенно махнул рукой куда-то за спину. «Добра» в самом деле хватало. Обезоруженные пешие кнехты, чудины, благородные гости ордена, сержанты и полноправные братья-рыцари в сопровождении конных новгородцев и воинов Арапши уже понуро брели к русскому берегу. Длиннющая получилась цепочка!

– А ты кого в полон взял, а, Василько?

– Фридриха фон Берберга, рыцаря из Вестфалии.

Об остальном – умолчим…

– Гм, ничего не слышал о таком. Видать, не шибко прославился твой фон Берберг, хоть и носит на себе грозный медвежий знак. А ну-ка сними с полонянина шлем. Посмотреть охота.

Бурцев снял.

И обомлел.

Вместо гордого вестфальского рыцаря перед ним стоял оруженосец фон Берберга. Жалкий, промокший, выбивающий зубами частую дробь Фриц.

Вот ведь гадство какое! В сердцах Бурцев зашвырнул немецкий шлем в полынью. Плюхнуло, булькнуло. Возникло непреодолимое желание отправить туда же и пленника.

– Что ж ты врал мне, ублюдок?!

Бурцева ничуть не стесняло присутствие Ярославича. Он уже схватил полонянина за грудки, смял в кулаках кольчугу и гербовую котту с медведем, да так, что оруженосец вестфальца захрипел.

– Устроил тут маскарад, лапшу на уши вешал, сучий потрох! Да я ж тебя, фашиста недобитого, своими руками утоплю! Прямо сейчас!

– Василько, – Александр выглядел озадаченным. – По моему разумению, не слишком мудро брать рыцаря в полон для того только, чтобы выбранить странными словами и неоружного лишить живота. Ни выкупа, ни чести тем ты себе не добудешь. Полонянин, конечно, твой, но все же подумай над моими словами.