Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Чем и воспользовались поляки.

Впереди скакал Янек. Дружинник действительно знал Вроцлав как свои пять пальцев и легко ориентировался в огне и дыме. За Янеком, указывавшем кратчайшую дорогу к цитадели, следовали остальные. Освальд – в середине. Добжинец находился на грани очередного обморока, и лишь лапища верного Збыслава удерживала пошатывающегося рыцаря в седле.

Несколько раз позади слышался шум погони, но степняки неизменно отставали и терялись в лабиринтах узких задымленных улочек.

– Не стреляйте! Не стре-ляй-те! – Янек начал кричать еще прежде, чем из дыма возникли очертания стен городского замка. Кричал он громко, кричал по-польски. Видимо, только по этой причине их не засыпали стрелами в первые же секунды.

Отряд вылетел на рыночную площадь перед Вроцлавским замком. Безлюдное пространство, мощенное камнем. Перевернутые прилавки. Брошенные телеги с товаром… Над площадью – зубчатые стены, приземистые башенки, шпили городской ратуши и собора. Цитадель отделяли от города вал и ров с затхлой стоялой водой.

В валу – проем. Через ров перекинут шаткий мостик, уничтожить который можно в два счета, сбросив сверху хорошую каменюку или бревно. Ага, бревнышко-то уже заготовлено – вон оно, висит на выступающих крючьях прямо над мостками. К крючьям привязаны веревки. Веревочные концы теряются в бойницах. Понятно… Дерни за веревочку – мост и обрушится.

Пока веревочку не дернули. Не успели. Или специально ждут дуралеев, которые полезут под бревно, чтоб уж вместе с ними… Хлипкое сооружение, переброшенное через ров, вело к массивным и – увы – запертым воротам: кондовый дуб, щедро обитый медью. Не всякий таран такие высадит.

Ворота манили…

– Не стреляйте! – еще раз прокричал Янек.

Лошади ступили на мостки.

– Кто такие?! – гаркнули со стен.

Бурцев глянул вверх. Судя по количеству стрел, торчавших из бойниц, их держали на прицеле как минимум десятка два арбалетчиков и лучников. Да и бревно, что со скрипом покачивалось над головой, здорово нервировало.

– Не стреляйте! – в очередной раз подал голос Янек. – Поляки мы!

Между каменных зубцов возникла чья-то массивная фигура. Воин в шлеме, клепанном из железных полос, перегнулся через стену.

– Откуда?! С какого участка стены?! Почему так задержались?!

Горластый человечище… Глашатаем, небось, работает.

– С нами раненый рыцарь! – пробасил Збыслав. – Мы не из Вроцлава!

Ну, конечно… «Сами мы не местные…» Бурцев досадливо сплюнул. Зря ты это, Збыслав. Лучше уж прикинуться своими: глядишь – и впустили бы…

– Как сюда попали?!

– А через как! – не выдержал литвин. – Сожгли татарские пороки и по городу – во весь опор. Видишь, кони в мыле – еле на ногах держатся. И люди, между прочим, в седлах тоже.

– Вы?! Сожгли?! Мы думали, это Божья кара…

– Хватит лясы точить! – рявкнул Збыслав. – Открывай ворота! За нами погоня.

– Как же! А почем я знаю, кто вы та…

Вроцлавец вдруг вскрикнул – и совсем не так громогласно, как вел переговоры. Тонко, пискляво как-то… Содрогнувшись всем телом, сорвался со стены. Полетел вниз.

Переговорщик упал на край рва, сломав длинную татарскую стрелу, засевшую в груди. Еще две стрелы вонзились в дубовые ворота. Следующая повалила в ров молодого дружинника Янека. Еще одна царапнула по ноге Збыслава.

Стрелы засвистели и сверху. Били, правда, защитники цитадели пока не в столпившихся под стенами партизан, а в появившихся на рыночной площади всадников.

Бурцев поднял голову, закричал что было сил:

– Именем дочери малопольского князя Лешко Белого откройте ворота!

Фраза эта вырвалась у него сама по себе. Но, кажется, именно она была в данной ситуации заветным «сим-сим, откройся».

На стенах засуетились. Заскрипел тяжелый засов.

– Именем княжны Агделайды Краковской открывайте! – подхватил Янек.

И – о чудо! Створки ворот приоткрылись. Ровно настолько, сколько требовалось, чтобы между ними смог протиснуться человек на лошади. Партизаны двинули коней по шаткому мосту.

Завидев щель в крепостных воротах, татаро-монгольские стрелки с визгом и гиканьем бросились в атаку. Но к стенам цитадели из пылающих городских кварталов подтянулось еще слишком мало кочевников. Силенок для решительного штурма пока не хватало, а потому лишь несколько вражеских всадников смогли прорваться сквозь град стрел.

Бурцев въехал во Вроцлавскую цитадель последним. Услышал, как позади застучали о дерево мостков копыта резвых степных лошадок. Как с грохотом обрушилось подвешенное на крючьях бревно.

Мост развалился, подняв тучи вонючих брызг. Вместе с обломками в грязный ров упали два монгольских конника. Остальные кочевники отступали за рыночную площадь.

Как только Урода влетела на крепостной двор, громыхнул засов. Ворота заперты. Спасены!

Бурцев соскочил с лошади, огляделся. Стоп! Спасены ли? Обступившие партизан люди не спешили прятать обнаженного оружия. Безрадостные, уставшие, черные от грязи и копоти лица вроцлавцев смотрели хмуро, в глазах читалась злость и обреченность загнанного в ловушку зверя. Горожане, что, отступая от внешних стен к внутренней цитадели, собственноручно жгли родные улицы, не производили впечатления приятных собеседников и гостеприимных хозяев.

– Кто здесь главный?! – обратился к угрюмым воинам Збыслав. – У нас раненые, нужна помощь.

Из толпы защитников Вроцлава вышел широкоплечий и широколицый человек в неброских, но добротных доспехах. Прочный островерхий шлем, кольчуга, усиленная стальными пластинами на груди, большой прямоугольный щит для пешего боя, чуть изогнутый – прообраз знаменитой польской сабли – меч:

– Члены городского совета, главы купеческих и ремесленных гильдий, а также вроцлавский епископ, покинули город, как только стало известно о приближении богопротивного Измаилова племени, – пробасил незнакомец. – Князь Казимир Куявский, гостивший здесь с позволения нашего господина силезского князя Генриха Благочестивого, тоже отбыл. Так что никого главнее меня вы в этой крепости не найдете.

Партизаны молча воззрились на незнакомца, и тот продолжил после непродолжительной паузы:

– Меня зовут Бенедикт. Я воевода вроцлавского гарнизона. А кто вы такие?

Бенедикт обращался к Освальду, безошибочно распознав в кучке чужаков единственного рыцаря.

Добжинец при помощи Збыслава кое-как сполз с седла. Говорил он тихо, поддерживаемый верным оруженосцем. И все же в кратком ответе прозвучало неистребимое достоинство истинного польского шляхтича:

– Я – Освальд Добжиньский. Со мной мои люди.

Бенедикт нахмурился:

– Наслышан-наслышан о твоих разбойных делах, Освальд из Добжиньских земель.