Павел Дмитриев - Зло побеждает зло

Раньше срока одряхлевшее, не оставившее достойного наследника "белое дело", дерущиеся за остатки бюджетов генералы бумажных армий. Добросовестные, ребяческие забавы Ларионова. Мелкотравчатая суета бывшего наркомвоенмора. Напрасные метания в поисках союзника, силы, способной соединить несоединимое иначе чем в пламени чудовищного взрыва.

Ноль!

Рука Саши скользнула вниз, сумочка, как будто случайно, сорвалась с ладони. Пустая формальность — вердикт творца нового мира нельзя обжаловать. Мой палец топит упругий шарик кнопки.

— Поехали!!! — прошептал я.

— Бум! — послушно отозвалась из-за угла мина.

Тихо, по домашнему. Никто и внимания не обратил, как тень "коня бледного" накрыла соседний переулок. Собственно, большевики сами виноваты — древние церкви в округе по три раза на дню взрывают, что на их фоне какой-то генсек? Но копаться не стоит. Быстро, но без видимой спешки, я принялся сгребать в сумку инструменты, сор, изоляцию и свинец.

— Войнааааа! Газы! — из-за угла выметнулась долговязая нескладная тетка в сбитом на затылок противогазе.

— С-совсем с-сбрендили с-советские с-сволочи, — со вкусом растягивая слова высказался кто-то неподалеку.

Еще удивляется! Месяц под местным репродуктором, и я точно также перепутаю теракт с налетом белопольских дирижаблей. Хотя… постоянно таскать с собой противогаз — все же перебор.

Как бы не ошибалась паникерша — свое дело она сделала. Размеренная жизнь улицы лопнула как арбузная корка под колесом лихача. Во все стороны, совсем как ошметки, брызнули люди. А издали, перекрывая привычный гомон, накатывал нарастающий секунда за секундой вой обезумевшей толпы:

— Убиилиии!

Пользуясь суматохой, я срубил под корень косоплет, затем прихлопнул безобразие заранее подготовленной блямбой размоченного в бензине гудрона. Сойдет — исторические останки кабелей не редкость в столичных шкафах. Захлопнул дверцу как раз вовремя — все из-за того же злосчастного угла, едва не напоровшись на прикованную цепью к столбу чугунную урну, вывернула пролетка. У кучера знакомое, но необычайно белое лицо. Подзываю свистом, не стесняясь:

— Эй, человек! Рубль до Милютинского!

— Тпрруу, залетная! — резко осадил конягу Яков. — Маловато будет, товарищ!

Вошел в образ, паразит!

— Бога побойся! — проворчал я, пристраивая баул с телефоном на узенькое днище пролетки. — Тут рукой подать.

— Он готов! — не сказал, а скорее выдохнул в ответ Блюмкин.

Невообразимо удачливый сукин сын! Яков ждал взрыва неподалеку, на занятом под автобазу дворе четвертого дома, с предельно простой, но так же и опасной задачей — добить генсека, если он вдруг уцелеет. Второго шанса не будет… да теперь и не надо. И хорошо, даже прекрасно — план "А" сильно повышает наши шансы на выживание. Сейчас дело за малым — нужно оказаться на как можно большем расстоянии от эпицентра событий.

Последняя мысль пришла не только в мою голову:

— Но, но! Пошел, Сивый! Пошел! — размашисто хлестнул поводьями по лошадиной спине величайший террорист эпохи.

Редкие подмосковные перелески трепыхаются голодными советскими воронами. Под колесами хрустит пыльный гравий. Мы успели; охрана подгнивших шлагбаумов старых городских границ интересовалась лишь селянами-мешочниками, никто не пытался держать и непущать всех подряд "до тройной проверки, согласно чрезвычайному приказу". Неудивительно — на окраинах Москвы нет ни телефонов, ни даже электричества. Милиция и чекисты обходятся посыльными, наш пущенный в короткую рысь коняшка обошел их без малейшего труда.

Как утопили в бездонной болотине мешок с ненужным барахлом и полевым телефоном — мои нервы отпустило. Накатила спокойная усталость, та самая, что обычно случается после хорошо выполненной работы. Блюмкину же, совсем наоборот, будто демоны мировой революции подкинули ядреного марафета, из сосредоточенного и собранного террориста он скатился в образ хвастливого подростка. Размахивает на облучке картузом как знаменем, декларирует громко, с выражением:

Пусть его, лишь бы хвастаться не начал… накаркал!

Яков развернулся боком, свесил одну ногу внутрь пролетки и, состроив на лице упрямую мину, разразился неожиданно длинной жалобой:

— Снова, я снова сбежал с акта! [177] По кодексу чести эсеров следовало не скрываться с места теракта, но сдаться — выступить на обвинительном процессе и принять кару. Соблюдали это правило далеко не всегда. Ах, как Борис меня стыдил в двадцать пятом за малодушие с чертовым Мирбахом! Обидел он меня тогда, сволочь, так обидел страшно! Все еще его ненавижу! Но вот сейчас думаю, быть может, он прав? Ведь честно сдайся я тогда, а затем выступи на процессе открыто, плечом к плечу со всей нашей партией, все, все бы в мире совсем по другому вышло! Мы бы подготовились и поднялись против Ленина сразу, дружно, вместе, и Попов с Александровичем, и Саблин, и даже чертов Вацетис! [178] Участники восстания левых эсэров. Д.И.Попов — левый эсер, командир боевого отряда ВЧК. Ю.В. Саблин — нач. штаба ЦК ПЛСР. В. А. Александрович — левый эсэр, зампредседателя ВЧК. И.И. Вацетис — командир Латышской стрелковой дивизии, в момент восстания вызывал большие сомнения в лояльности к большевикам. И знаешь, Лешка, что думаю? Может я сейчас ошибаюсь, еще хуже чем тогда? Давай мы с тобой рванем в Самарканд, пробьемся к Марии Александровне? Прямо вот так с ходу, пока большевики власть примутся рвать промеж друг-дружки?

— Постой, постой, что за Борис? — я попытался остановить поток незнакомых имен. — Мария Александровна, она актриса, да? Ну та, которая Зарэ играла?

— Савинков, кто же еще! — рассмеялся моей недогадливости Блюмкин. — И товарищ Спиридонова!

Да они тут что, все с ума посходили? Носятся с террористом-романистом, как с писанной торбой! Вдобавок Спиридонова, что-то я про нее читал… кажется, она чуть было не стала председателем первого и последнего в России Учредительного собрания. Авторитетная фигура, и все еще не расстреляна большевиками? Но тогда при чем тут Мирбах и сам Блюмкин? [179] М.А. Спиридонова — член ЦК ПЛСР. В 1918 году именно она (по сути) дала команду на уничтожение Мирбаха.

— У нас же есть план, сколько времени его утрясали, — осадил я опьяненного успехом партнера. — Переждем первый шмон и спокойно поедем с новыми документами на юг, в твою родную Одессу. А там уж по обстоятельствам. Да ты сам же вчера говорил, что все готово!

— Вот хороший ты человек, — скривился Яков в ответ. — Жаль, ничего не понимаешь в коммунизме!