Александр Мазин - Место для битвы

– Кто?

– Асмуд. Я же сказала, что знаю своего мужа.

– А-а-а… Тогда нет смысла.

Духарев вопросительно поглядел на воеводу. Для него «Асмуд» было всего лишь именем.

Но великие не снизошли до объяснений.

– Значит, забудем,– резюмировал Свенельд.

– Да,– кивнула княгиня. И, обращаясь к Духареву: – Ты мне понравился, варяг. Но ты слишком высоко себя ставишь для того, чье время брить голову еще не пришло [17].

– Оно придет,– сказал Свенельд.– Если его не найдет печенежья стрела этим летом.

Княгиня тонко улыбнулась.

– Мнится мне, что печенежья стрела – не единственное, что ему угрожает. Ты ступай, варяг. Пусть Перун сделает твой меч непобедимым – и мы еще увидимся!

Серега поклонился низко, а когда разогнулся, Свенельд и Ольга уже о нем забыли. Они глядели друг на друга, и глядели так, что Серега понял то, о чем лучше не говорить вслух, чтобы не накликать большую беду.

Поэтому он тихонько вышел из светлицы и тихонько закрыл за собой дверь.

Напоследок Свенельд сделал Духареву воистину княжеский подарок: отдал ему в десяток Машега и Рахуга. Но оценил этот подарок Серега только тогда, когда увидел «белых» хузар в деле. Вот тогда он и понял, что воевода действительно желает заполучить Духарева в свою дружину. Отдать таких воинов простому десятнику – все равно что прикрепить к какому-нибудь отделению пехоты, возглавляемому сержантом-срочником, персональный вертолет огневой поддержки. Такое могло случиться только в одном случае: если этот сержант существенно ценней вертолета. А поскольку высокая «ценность» благородных хузар была очевидна, то Серега немедленно возгордился. И было с чего.

Оп-па! Сергей привстал на коротких стременах, прикрылся ладонью от солнышка… Точно, пыль! А поскольку пыль сама по себе так высоко поднимается редко, то, определенно, кто-то катит навстречу.

Серега повернул лошадь, порысил вниз, поднял две скрещенные руки: стой.

Увидели. Остановились. Знаками Духарев показал: двое – ко мне, остальным – ждать. Соскочил с лошадки, размял ноги, заодно проверил амуницию. В порядке амуниция: ножны гладкие, стрела из колчана сама выскакивает. Может, стоит ребятам уйти с дороги в Степь? Так ведь табун все равно в траву не положишь. Черт с ним, с табуном! Но – раненые?

Пока он раздумывал, подскакали товарищи. Машег и Гололоб.

– Чего там? – с показной ленцой осведомился Гололоб.– Опять степняки?

– Кто-то едет,– Сергей взобрался на Пепла, а заводную хлопнул по крупу, чтобы отошла.

Машег уже взлетел на взгорбок, не останавливаясь, поскакал вниз. С макушки наблюдать лучше, но и сам наблюдатель заметнее.

Духарев и Гололоб нагнали его через минуту.

– Возы идут,– спокойно сказал Машег.

Серега прищурился: ни хрена не видать. Как глазастый хузарин ухитрился определить, что – возы? По пыли, что ли?

– По пыли,– подтвердил Машег.– Верховые по-другому пылят.

Нельзя сказать, что встреча с торговым караваном не сулила никакой опасности. Иной купец, что путешествует с сильной охраной, при случае не откажется присвоить имущество более слабого коллеги. Или присоединить к своей челяди еще десяток рабов.

– Проверить надо,– сказал Гололоб.

– Проверим,– согласился Машег и пустил коня легким галопом.

Боевой конь у хузарина был знатный, поджарый, мускулистый, зад широкий, а голова – махонькая, аккуратная. В скачке этот конь с легкостью доставал Пепла.

Правда, у Пепла и всадник был килограммов на тридцать тяжелей.

Машег оказался прав. Действительно, возы.

И никакой охраны. Человек двадцать смердов, дюжина тяжело груженных телег. Соль.

На всадников чумаки [18]поглядели настороженно, но поздоровались.

Сергей с Машегом отъехали в сторону, предоставив говорить Гололобу. У высоченного Духарева был уж очень грозный вид. А Машег, наоборот, был с виду совсем не страшен. Хотя для понимающего человека хватило бы разок взглянуть на выгнутый наружу лук хузарина, чтобы усомниться в его безобидности.

Минут через пять Гололоб подъехал к своим, а чумацкие возы поскрипели дальше.

«Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем!» – передразнил солевозов Гололоб.

– Думаешь, врут? – предположил Духарев.

– Может, и врут. А может, и впрямь этой дорогой теперь никто, кроме них, не ездит. И баб с ними нету,– добавил он с огорчением.

Машег засмеялся.

– Поскачу к нашим,– сказал Гололоб.– Скажу: можно двигаться.

Он развернул коня, обогнал возы, перевалил через пригорок. Поднятая пыль повисла в неподвижном воздухе. Духарев и хузарин остались вдвоем.

– Что-то мне в этой ситуации не нравится…– пробормотал Сергей.

– Ты о чем, старшой?

– Не нравится мне что-то, а что – понять не могу.

– Они нас видели,– флегматично произнес Машег.

– Ну не убивать же их теперь?

– Можно и убить. Догнать?

Светлые, широко посаженные глаза его на загорелом лице – как прозрачные лужицы. Кивни Духарев – и через пару минут возчики будут мертвы.

– Мы не нурманы,– сказал Сергей.

Машег неотрывно глядел вслед возчикам. Если бы выбор предоставили ему, он бы не колебался.

Но Духарев так не мог. Хотя и понимал: оставить чумаков в живых – значит, рискнуть жизнями своих друзей. И все равно он не мог убивать людей просто из осторожности. Даже в этом мире, где жизнь смерда стоила столько же, сколько хорошая лошадь. Или вообще нисколько. Один щелчок тетивы, один взмах меча… И все – по Правде, черт возьми!

– Поехали,– отрывисто бросил Духарев.– Чему быть, того не миновать!

Устах отобрал у чумаков телегу. Возможно, это была ошибка. Такая же, как то, что возчиков оставили в живых. Но телега была нужна для раненых. Волов, правда, отдали хозяевам. Вместо них запрягли пару лошадей. Потеряли больше часа, пока переделывали упряжь.

Вопреки ожиданиям, раненный в бок Вур чувствовал себя неплохо, а вот парню с продырявленным плечом становилось все хуже. Из-за него пришлось остановиться на ночлег до захода солнца и развести костер. Устах поил его целебным настоем и дал макового отвару, чтобы уменьшить боль.

А спасенный парс к вечеру совсем ожил. Бормотал что-то по-своему, а потом взял да сунул руки в огонь. И продержал в пламени почти десять ударов сердца. Видевшие это Понятко и Шуйка так и ахнули. Понятко схватил ладонь парса. Множество подживших царапин, алое пятно татуировки посередине… И никаких следов ожога.

– А еще так сможешь?

Парс криво улыбнулся и снова сунул руку в костер.

– Как ты это делаешь? – жадно спросил Понятко.

– Ты не поймешь,– сказал парс.

– Глянь-ка,– сказал Сереге Устах.– Что там твой полонянин творит?