Андрей Величко - Инженер. Золотые погоны

Как раз в это время по Талиенванскому заливу с ревом промчался «Гера». Катамаран был облегчен до предела, топлива имелся самый минимум, поэтому он смог развить аж сорок два узла.

Доктор Пакс проводил взглядом суденышко.

– Это и есть тот самый крейсер-невидимка, который недавно отметился в Токийском заливе? – поинтересовался он.

– Ага, – безмятежно подтвердил я, – сами видите – скорость сорок два узла, автономность десять тысяч миль (я не врал – с дополнительным баком в виде третьего поплавка «Гера» мог проплыть как раз столько), два 450-мм торпедных аппарата, две пушки, мины и самолет. И специальная, разработанная лично мной система интерференционной маскировки, при включении которой крейсер становится невидимым с расстояния больше двух кабельтовых. Оно вам надо, десяток таких корабликов на коммуникациях?

Естественно, про невидимость я врал без зазрения совести. Но ведь инженер Найденов тут уже до фига чего понаизобретал, вполне могут и поверить!

– Да, и еще вот что вам следует учесть, – продолжал я. – Если английский флот начнет активные действия против черногорской эскадры, то ведь она станет захватывать все английские суда, а не как сейчас, только с грузами для Японии. А вот если на них нападет флот какой-нибудь третьей страны, Андорры например, то в отношении английских пароходов сохранится статус-кво…

Пакс уплыл, а я двинулся к Гоше, который отклеился наконец от рации и тут же озаботился накопившимися вопросами. Чувствовал я себя отвратительно – несколько дней прошли на одних нервах, некогда было лежать. Похоже, помаленьку наступала реакция. Если бы не беспокойство по поводу возможной высадки, лег бы я долечиваться на неделю-другую, а так приходилось метаться…

Гоша ошарашил меня неожиданным взлетом полководческой мысли.

– Ты опасаешься десанта? – вопросил он. – Так надо сделать так, чтобы японцам стало не до него. Я уже усилил отряд Засулича тремя эскадронами казаков и сотней пулеметов.

Честно говоря, тут мне совсем поплохело. Будь я здоров, может, и нашел бы слова потактичнее, но тут я просто ляпнул:

– Ну, ты, блин, и даешь… Высочество, твоя фамилия Романов, а вовсе не Суворов, Кутузов или даже Куропаткин! Ведь решили же вообще отвести этот отряд, а ты его усилять… Зачем?

– Имея такую угрозу против своих войск в Корее, японцы не осмелятся уменьшать их высадкой еще и на Квантуне.

– Чтобы он стал угрозой, его надо было усилять не казачьими батальонами, а саперными! М-м-м…

Плечо дернуло резкой болью, голова закружилась.

– В общем, зря ты это… ладно, делай что хочешь, а я к себе, пока не сдох тут прямо на твоих наполеоновских планах.

В моем вагоне выяснилось, что у меня опять открылось кровотечение, и под возмущенные вопли врача я наконец-то отрубился. Но поваляться в постели мне дали только два дня, а потом пришло донесение от Каледина, что в Бицзыво началась высадка японцев. Находящиеся там части бывшей дивизии Фока, а ныне бригады Терентьева, начали отход, не ввязываясь в серьезные бои.

Вовремя, однако, Фоку была подсунута доза ЛСД, в результате дегустации которой оный генерал сразу после ужина сиганул из окна. Правда, за неимением в доме других этажей, кроме первого, большого ущерба в здоровье он не потерпел, но явственно видное умственное расстройство дало повод наместнику немедленно законопатить генерала в госпиталь. Но и там шестой отдел не забывал про героя, так что скорого выхода этого персонажа на волю не ожидалось.

Отряд же Засулича так и сидел на своем берегу Ялу – японцы его пока не трогали, а наступать на них не хватало ни средств для переправы, ни наглости. Через несколько дней следовало ожидать японцев на перешейке, где Каледин с Кондратенко спешно дооборудовали позиции.

Я позвонил Гоше и сказал, что все четыре канонерские лодки надо перевести в Талиенванскую бухту, чтобы они могли поддерживать своим огнем нашу пехоту. Правда, не исключено появление японского флота, и тогда им придется несладко, но ведь самолеты никуда не делись и смогут как минимум помешать японцам. В общем, Макаров отдал приказ – всем четырем канонеркам плыть в Талиенван, где поступить в мое распоряжение. На следующий день мне доложили, что их там ровно две. Еще две так и остались в Артуре – якобы у них не было угля и чего-то там еще, и вообще, несмотря на приказ Макарова, в Талиенван они совершенно не собирались…

Для меня это стало последней каплей, я и так стоял на ногах вопреки всем законам медицины. Минут пять я боролся с искушением – собрать последние силы, приехать в Артур, обматерить Макарова с Гошей и сказать, что если через пять минут капитаны этих калош не будут расстреляны, а сами они, переименованные в «обосравшийся» и «обоссавшийся», не окажутся в Талиенване хоть на буксире, то ну вас на х…, е…тесь тут сами! И свалить…

В процессе ходьбы по порталам у меня окончательно укрепилось подозрение, возникшее еще при первых открытиях, что из Гошиного мира в свой я могу попасть и сам. Но только в одно место и одно время – в конец июня две тысячи восьмого, в свою квартиру, и не смогу уже вмешаться в свои сны…

Следующую неделю я почти не помню. Вроде мне докладывали о том, что Кондратенко ранен, но Каледин остановил-таки японцев на перешейке. Потом о готовности эллинга и просили приказа на перебазирование дирижабля… Потом пришел Гоша и пытался прочитать мне какое-то письмо, и я все никак не мог понять, кто и зачем меня ждет в Питере… потом я увидел себя в своей квартире, в Москве две тысячи восьмого, и вообще чуть не сдох от отчаяния, решив, что в какой-то момент бессознательно сделал необратимый переход. И с каким же облегчением, снова разглядев над собой потолок вагона, я понял, что это был просто бред!

Зато по приходу в себя я с удивлением почувствовал, что почти здоров. Плечо не болело, левая рука нормально все чувствовала и могла двигаться в пределах повязок, в голове была ясность, хотелось жрать, и наоборот. Но первым делом я уточнил общую обстановку – то есть, слегка приподнявшись, глянул в окно. Там ничего не изменилось, а это значило, что перешеек точно наш, иначе мой поезд тут бы не стоял. Ладно, подумал я, остальные новости узнаю в рабочем порядке, и разрешил засуетившейся сиделке известить врача и Гошу.

Гоша весьма обрадовался моему цветущему виду и предложил сходить через портал для закрепления успеха.

– Знаешь, – с сомнением возразил я, – мне что-то не хочется. Во-первых, как-то он в последний раз хреновато открылся, у меня вообще смутные подозрения, что дальше будет еще хуже и нам осталось конечное и не такое уж большое количество переходов. А во-вторых, я подозреваю, что в моем выпадении в осадок именно портал и сыграл не последнюю роль.