Андрей Величко - Инженер. Золотые погоны

В два часа дня император Георгий Первый произнес речь с балкона Зимнего дворца. Говорил он хорошо, громко и с чувством, да и его вид – в авиационном полевом мундире, с кобурой на пузе – тоже внушал уважение. Над Россией явно вставала заря чего-то нового… Знать бы еще, чего. Впрочем, через три часа «ВИП-Пересвет» сядет прямо на Дворцовой площади, и будем общими усилиями разбираться в ситуации…

В подконтрольные нам газеты Гошина речь была отправлена заранее, и там уже начинали набираться экстренные выпуски.

Ближе к вечеру мы с Гошей наконец-то смогли в более или менее спокойной обстановке обсудить ситуацию. Уже были опрошены все присутствовавшие при последнем получасе жизни бывшего императора…

– Он, похоже, чувствовал, что ты где-то рядом, – поделился я сведениями со свежеобразовавшимся величеством. – В бреду звал тебя, а незадолго до кончины пришел в сознание. При свидетелях сказал, что вручает судьбу России тебе и что отменяет пункт о равнородности в законе о престолонаследии… Потом просил тебя позаботиться о его сыне – Аликс уже в положении. Так что по порталам зря не шастаем, чтобы была возможность его нашим врачам показать, к этой просьбе я намерен отнестись со всей серьезностью. Вот ведь как вышло… Жил он тут ничуть не лучше, чем у нас, зато хоть помер как человек, на посту, так сказать. И детей за собой не потянул…

– Надо озадачить Константина кампанией по увековечиванию памяти, – предложил Гоша. – Кого-нибудь поталантливее посадить написать книгу… Про то, что на рубеже веков в России правил умный, мягкий, душевный и добрый человек. И как враги за это его сживали со света и сжили наконец. И как намек – что теперь на троне сидит тоже… умный. И в какой-то мере душевный, но помнящий о трагической судьбе своего брата… и деда, между прочим, тоже. Эх, брат… Как же это угораздило его в Зимний кинуться! Сидел бы в Аничковом, спасли бы, тем более что он заранее отрекаться начал. Вот ведь не повезло бедному Ники.

– Это как инстинкт, – объяснил я, – раненый зверь стремится в свою берлогу, ну и у людей что-то такое есть.

– Думаешь, это англы пытались ликвидировать маман? – вернулся к прозе жизни Гоша.

– Ну не японцы же! Они еще недоозверели до таких методов, а сыны Туманного Альбиона, наоборот, других и не знают аж со времен Ивана Грозного, тогда как раз похожая история произошла. Так что ламсдорфовского секретаря уже ищут, только, боюсь, как бы секретарский трупик не нашли. Кстати, а ты ищи себе нового министра иностранных дел, Ламсдорф-то ведь тоже того.

– А это не он, случайно, был тут главным?

– Не похож этот Ламсдорф на камикадзе. Знал бы он, в чем дело, уже при первых признаках отравления завопил бы «это ошибка, травить собирались не меня, врача сюда срочно!». А вот окружение его, включая домашних, уже изолировано. После ужина съезжу, посмотрю, как там движется следствие… Возвращаться мне в Аничков или сюда?

– Сюда, – сказал Гоша. – В ближайшее время пройдись по Зимнему, присмотри помещения себе и своим службам. Узел связи, охрана, гараж, авиагруппа на автожирах… В общем, ты это лучше меня знаешь. Так что вперед, генерал – вы теперь особа, приближенная к императору. Родина вас не забудет!

Утром пришлось встать рано, чтобы еще до погружения в следственные действия успеть съездить в Аничков, навестить Мари. По идее, на это еще вчера надо было выкроить часок, потому как сразу по приезде я почувствовал себя последней скотиной.

Мари была одна и выглядела так, как будто ее еще раз отравили. Хорошо хоть, что у меня сразу в дверях сработала интуиция, и я, не говоря ни слова, просто обнял императрицу и начал гладить по голове. Она разрыдалась, видимо, этого ей в последние часы и не хватало… Потом она начала выговариваться.

– Ведь это мы, мы его убили, – всхлипывала она. – Он умирал как раз в тот момент, когда мы решали – что с ним делать, если не станет отрекаться…

– Вот что, – немного отстранился я, – давай уточним. Мы планировали его отречение. И в случае даже не отказа, а обмана предусматривались мои активные действия. Только тогда и только мои! А убили его англичане – по ошибке, мишенью-то была ты.

– Как?

– Да как всех, начиная с супруги Ивана Грозного, потом Петра Третьего, потом Павла Первого… Чужими руками, у них в этом большой опыт.

– Но зачем?

– Им мешал я. Но меня убирать трудно и, главное, бесполезно – вы с Гошей вполне уже и без меня обойдетесь. А вот если в Питере убрать тебя, а в Артуре наследника, то инженер Найденов превращается если не в ноль, то уж в сотую долю себя теперешнего точно. Так что когда тебя тащили в коттедж, в артурском дворце наместника тоже появились первые пострадавшие от яда… Хорошо хоть, что Маша живет на аэродроме.

– И Жоржа тоже? Ну, мерзавцы…

Мари стремительно приходила в себя.

– Вот, значит, как решила действовать моя драгоценная сестрица! То-то в позапрошлом письме она намекала, что я зря так активно участвую в политике… Дорогой, я не сомневаюсь, что это злодеяние не останется без надлежащего ответа.

– Разумеется, только ответ будет несимметричным. Ведь решение принимал вовсе не король Англии и уж тем более не королева… Я не уверен, что их и в известность-то поставили. Ну и потом, представь себе, траванули мы братца Эдика и сестренку Сашеньку, помучились они маленько и отбросили копыта, это как-то не впечатляет. А уж вони будет! Зато если мы их в дерьме измажем по уши – фигурально, хотя… ладно, сначала фигурально. В общем, я уже думаю над этим. Но перед нами сейчас стоят более срочные задачи. Мари, пойми – чтобы смерть Николая оказалась не напрасной, мы должны действовать быстро и точно! Ошибемся – еще и Гошу хоронить придется, если, конечно, будет кому… В общем, так. Еще раз извини, но вид у тебя сейчас почти такой, как надо. Да не сверкай глазами, я тебя не за цвет лица и не за стройные ноги полюбил! Так вот, вид подходящий, но его надо усилить. Чтоб у пришедшего к тебе посетителя было только одно сомнение – она прямо сейчас помрет или все-таки после его ухода? И давай прикинем, кого из твоих слуг можно показывать прессе на предмет расспросов, а кого лучше не надо. А ты, значит, будешь слабым голосом гнуть вот такую линию…

Наша беседа была прервана осторожным стуком в дверь, и в комнату вошла Татьяна. Она работала по Аничковому дворцу, а Беня – по связям Ламсдорфа, ну и искал секретаря.

Таня, войдя, сделала знак, что говорить вполне можно и при императрице.

– Слушаю, – кивнул я.

– Доброе утро, Мария Федоровна, – поклонилась директриса «Дома», – Георгий Андреевич, помощник повара, Козяра, задержан на Финляндском вокзале. При нем было около шести тысяч рублей, причем пять тысяч «катеньками». Отдать его для допроса в семерку или провести первичное расследование своими силами?