Валерий Атамашкин - Я – Спартак! Возмездие неизбежно

Ганник замолчал. Дальше я все видел собственными глазами. Я переваривал сказанное полководцем. Мои прежние доводы теперь не стоили и выеденного яйца. Гладиатор открыл для меня картину минувших событий с совершенно нового ракурса. Если Ганник не врал, тут было над чем задуматься.

– Кто пустил в лагере слухи о переговорах с Крассом? – спросил я.

Я ожидал, что сейчас прозвучит имя Висбальда, однако, к моему огромному удивлению, Ганник сказал:

– Ты сам допускал такую возможность несколько недель назад. Будь осторожен со своими желаниями, вождь!

Показалось, будто на мою голову вылили ушат холодной воды. Неужели прежний Спартак всерьез допускал возможность переговоров с Крассом? Верилось с трудом, но офицер говорил об этом с уверенностью. Я задумался: виноватым в подобных слухах был я сам, то есть прежний Спартак? Кельт призывал меня признать либо разделить свою ответственность за события минувшей ночи. Я не спешил с выводами, потому что мог оказаться неправым. На душе неприятно заскребли кошки. На лбу выступил холодный пот. Я не знал, как реагировать на подобное поведение своего полководца. Рука сама по себе потянулась к мечу, но я отдернул ее. Почувствовал на себе пристальные взгляды гладиаторов. В этот момент я отчетливо понял, что Ганник куда-то подводит наш разговор. Однако гладиатор молчал, вопрос задал я:

– Почему вы не отступили? Я отдал четкий приказ!

– Ты наш вождь. Если ты хочешь услышать слова верности или попросить, чтобы я повторил клятву, то я могу это сделать прямо сейчас! – Это были слова Тарка, который вместе с Икрием присоединился к восстанию у Везувия и достойно показал себя в бою с отрядом римской милиции Глабра. – Коли я виноват в чем-то, то прямо сейчас готов понести вину. Говори, Спартак! Любое твое наказание я приму как должное! Но скажи ради всех богов, зачем мы отступили? На наших глазах погибли Висбальд и Каст! Римляне забрали жизни целого легиона! Нас было тридцать тысяч, когда их было всего шесть! Что нас ждет в этой войне дальше?

– Сегодня ночью я и тысячи моих братьев готовы были умереть ради нашего общего дела! – вскричал с волнением Икрий. – Хочешь знать, почему я пошел за Ганником, Спартак? Да потому что вернуть долг грязным римлянам за отобранную свободу для меня гораздо важнее мнимой новой жизни и псевдосвободы!

– Мне не нужны клятвы и рассуждения, я хочу понять, что произошло сегодня ночью, – сухо ответил я, когда Икрий закончил свою тираду.

– Сказать честно, почему я повел свой легион к стенам римлян, мёоезиец? – спросил Ганник, который дал высказаться Икрию и Тарку, дождавшись, когда оба гладиатора замолчат. – То, что ты называешь свободой, я называю лошадиным дерьмом! – прошипел он, не пытаясь скрыть свое пренебрежение. – В Тибр такую свободу, вот что я тебе хочу сказать! Нам уже не вернуть ту свободу, которую у нас отняли римляне! Признайся, что мы проиграли сражение за свободу, все, что остается сейчас, – остановиться и, как подобает настоящим воинам, принять свое последнее сражение…

Ганник не договорил, потому что этих слов не выдержал Леонид, ранимый, когда разговор заходил о делах восставших.

– Я-то думаю, почему он спелся с Кастом, а вон оно куда ведет! Я же говорил, что этим фракийцам из легиона Каста, бывшим ветеранам Мария, репрессированным диктатором Суллой, нет никакого дела до наших чаяний о свободе! – взъярился Леонид.

– Не смей ставить в один ряд меня и Каста, мы с ним далеко не ровня! У меня больше нет доминуса, Леонид! – Ганник сверкнул глазами. – А объединился я с ним только потому, что с его ветеранами, которых предала собственная страна и вместо почестей отправила на арену цирка, мы могли перебить не одного римлянина в ту ночь! Неважно, кто из нас какие цели при этом преследовал, важно, какого бы мы достигли результата!

– Видится мне, что были бы у этих людей почести за службу, то они сражались бы против нас, совсем на другой стороне! – усмехнулся Леонид. – Ты это хочешь сказать? Отчего ты поддержал Каста, кельт? Уж не потому ли, что…

Ганник не дал договорить Леониду и поспешил выхватить свой клинок. Гопломах и грек схватились за свои мечи. За рукояти гладиусов схватились Икрий и Тарк. Я не мог сказать, на чьей стороне окажется перевес в этом бою, но теперь же не мог допускать, чтобы совет перерос в резню.

– Отставить! – Я сделал шаг вперед.

Я был готов броситься к валуну, где лежал мой гладиус; если офицеры ослушаются моего приказа, на опушке начнется драка и Рут вкупе с раненым и вряд ли полезным в бою Леонидом окажутся в меньшинстве. Однако Ганник и Рут замерли. Отступили схватившиеся за мечи Икрий и Тарк. Остановился Леонид. Рут с физиономией, перекошенной от гнева, убрал свой меч. По всему его виду было заметно, что ликтор с трудом сдерживается, дабы не нарушить мой приказ.

– Говори, Ганник! Каждый имеет право говорить то, что посчитает нужным, все мы здесь свободные люди! – отрезал я. – Вот только теперь мне кажется, что дело вовсе не в Висбальде, кельт!

Ганник покосился на меня все с тем же холодным безразличием, я в очередной раз заметил, как его взгляд скользнул по гладиусу, оставленному на валуне. Однако он вновь поспешил отвести от меча взгляд и продолжил говорить:

– Какая теперь разница! У нас изначально не было ни единого шанса в этой войне, мы прогнулись от одного доминуса к другому, купились на лестные речи и поддержку! Ты знал, что я был против этого, мёоезиец! Нам не вернуть себе семьи, которые убиты подлым римлянином, не вернуть свои земли, родину, а значит, счастье! Римляне играют нами словно игрушками, передавая друг другу в руки, используя словно инструмент в своей борьбе! А вы верите каждому их слову словно малые дети! Ну уж нет! Я и мои люди разорвем эти оковы и станем по-настоящему свободными только тогда, когда наплюем на волю и желания каждого римлянина, какие бы намерения он ни излагал! Шанс предоставить поработителям наказание за содеянное с каждым из нас… – Ганник поднял руку, сжал кулак настолько сильно, что хрустнули его костяшки. Лицо кельта исказилось в гримасе отвращения. – У меня не может отнять никто, даже ты, – закончил он.

Я знал, о чем говорит Ганник. Еще в Капуе, на первых порах, когда восстание только набирало свой ход, среди повстанцев были широко распространены слухи о связях прежнего Спартака с марианцами, якобы оказавшими повстанцам всяческую помощь. Силами рабов сторонники Мария, с одной стороны, хотели вернуть себе политическую инициативу в Республике, с другой – жаждали расквитаться с обидчиками-сулланцами. Спартак, в свою очередь, искал возможности достичь преследуемых целей, не брезгуя любыми средствами, и готов был получать помощь отовсюду. Естественно, все это было лишь слухами, которые нельзя было проверить и доказать. Повисло молчание. Мы смотрели друг другу в глаза, не моргая. Мне казалось, что я чувствую исходящую от него энергию, способную разрушить любое препятствие, вдруг вставшее на пути.