Валерий Атамашкин - Я – Спартак! Возмездие неизбежно

Я окреп в своих намерениях, когда узнал мнение о Кротоне у людей из своего войска. Большинство при упоминании названия небольшого города-порта только лишь пожимали плечами. Многим Кротон виделся глубоким захолустьем, все до одного называли город римской колонией, но на этом знания сходили на нет. Понимая, что это было мнение тех, кто попал в рабство к римлянам из городков, подобных этому, я с легкостью представил, каково будет мнение о Кротоне офицеров самих римлян! Гордецов, которые не видели дальше своего носа и не желали ничего знать об италиках! Я предположил, что в лучшем случае при упоминании Кротона римлянин вспомнит о городе-колонии, только и всего. Возможно, единицы скажут, что город находится в Бруттии. Я шел на риск, понимая, что в лагере Красса в качестве пленных могли оказаться те же энотры или сицилийцы, которые могли помочь претору раскрыть обман, но, будучи загнан в тупик, не видел другого выхода. Приводить план в действие я начал с «укреплений», которые провел на полуразрушенном гарнизоне. Мне было важно отвлечь внимание Красса от того, что происходило дальше. Римские легаты, имеющие здоровскую военную подготовку, наверняка учили военную историю, поэтому я исходил из того, что в лагере Красса обязаны были знать об остатках внушительного гарнизона с крепостью, который некогда долгое время позволял Кротону сохранять свою независимость от нападок Рима. Претор купился!

Я смотрел на удаляющиеся легионы Красса. План, который созрел в моей голове и поначалу казался абсурдным, теперь был приведен в исполнение с точностью до мельчайших подробностей. Если обернуться назад и вспомнить события минувшего вечера, то можно понять, что по-настоящему рисковал я лишь однажды. В момент, когда после привала на обширных пастбищах я велел своим военачальникам резко сворачивать на восток и переходить на форсированный марш. За те несколько часов, что были в нашем распоряжении, прежде чем солнце склонится за небосвод, я намеревался покрыть порядка шести лиг, чтобы затемно оказаться у стен Кротона.

Я понимал, что, если оставлю в своих рядах раненых, многих из которых приходилось тащить на носилках, переход затянется и к Кротону мы доберемся к полуночи, тогда на нашем деле можно будет поставить крест. Выход предложил Леонид. Сам полководец был тяжело ранен и к моменту нашего разговора уже с трудом передвигался даже верхом. Рана дала осложнения, и грек доживал свои последние часы. Леонид призвал собрать тех раненых, кто все еще мог передвигаться самостоятельно, но не мог более держать строя, чтобы устроить засаду и перегородить путь Крассу. Раненые все поняли без слов и проявили в этот момент мужество, достойное настоящих воинов. Таких набралось порядка пятисот человек. Я согласился, но уже тогда знал, что эта когорта не дождется схватки с легионерами. Все до одного храбрые повстанцы замерзнут и падут до того, как успеют взяться за свои мечи. Особенно больно было осознавать, что вместе с Леонидом я терял еще одного полководца, замены которому не мог найти.

На том же совете, где Леонид вызвался возглавить вексилию раненых, я поднял вопрос о судьбе лежачих. Вслед за греком твердость и мужество пришлось проявлять уже мне. Я сказал вслух то, о чем многие думали, но говорить об этом боялись. Лежачих было решено добить. Увы, другого выхода не было. Я вместе со своими советниками лично принял участие в этой кровавой драме. И надо сказать, из четырехсот пяти человек, которые простились с жизнью в этот пасмурный день, не было ни одного труса. Беглые рабы с гордостью и с чувством исполненного долга принимали смерть, которую приносили им наши мечи. Повстанцы мужественно бросались на острие мечей и кинжалов грудью. Я видел слезы в глазах многих моих бойцов и отчаяние на их лицах. Однако война имеет свои законы, с которыми ты должен считаться, если хочешь победить. Один из главных законов войны звучал так: умей жертвовать меньшим, чтобы спасти большее. Я выучил этот закон наизусть и каждый раз твердо повторял. К тому же в глубине души каждый из нас понимал, что никто из лежачих раненых не дойдет до Кротона. Длительный переход лишь усугубит муки тех, кого за спиной прозвали смертниками, и только лишь отсрочит неизбежную смерть.

Форсированным маршем, изнемогая от усталости, мы подошли к Кротону задолго до темноты. Перепуганные горожане узнали в нас восставших против несправедливости римлян рабов и заблаговременно выслали делегацию нам навстречу. Как выяснилось позже, эта делегация насчитывала все население города-порта и составила всего несколько сот человек, ютившихся в немногих целых домах города. Жители с ходу объявили, что испытывают к римлянам неприязнь, ведь именно Рим разрушил Кротон, лишил город былой славы, а их – процветания. Они объявили, что им нечего терять, и высказали желание помочь нам. Я знал, что месть римлян за оказанную горожанами помощь будет жестока, и не мог подвести кротонцев. Тогда я и озвучил собравшимся вокруг меня людям свои намерения. Зная, что город представляет по большей части развалины, я предложил имитировать разгром города, чтобы отвести от горожан подозрения Красса в предательстве. Кровь была пущена уже во второй раз за эти сутки. В игру вступили римляне, которых удалось взять в плен при прорыве из Регийской западни. Чтобы поднять боевой дух своему войску, я согласился с предложением совета. Семьсот пятьдесят четыре пленника переодели в одежду горожан, вывели на улицы Кротона, дали оружие из арсеналов порта. Против них вышли гладиаторы из моей армии, потянувшие жребий, – ровно семьсот пятьдесят человек. Улицы Кротона залила кровь. Почти сразу сражение превратилось в паническое бегство римлян. Пленные пытались укрыться в домах, затеряться среди улиц, но не прошло и часу, как все было кончено. В бою пало только семеро гладиаторов, тогда как все до одного пленники были мертвы. Тела пленных легионеров оказались разбросаны по всему городу. Полуразрушенный Кротон, в одночасье превратившийся в одну большую братскую могилу, должен был предстать перед Марком Крассом во всей своей пугающей жестокости.

Перепуганные кротонцы помогали восставшим прятаться в погребах и подвалах. Несколько когорт проследовали в порт, где у пристани стояли корабли. На этих кораблях кротонцы вывезли повстанцев в море и укрыли в ночной мгле от римских глаз. Рут со своей конницей спрятался в близлежащей чаще. Город пустел. Кротон покидали горожане, которые искали убежище в храме Юноны и хотели отсидеться в стенах храма до тех пор, пока кровавый спектакль не закончится. Главным зрителем сего действа был всего лишь один человек – претор Красс.

Ну и напоследок. Последнее изменение коснулось нашего войска. Мною было принято принципиальное решение расформировать легион Леонида, которого уже не было с нами. Я вынашивал в голове конкретный план, поэтому число бойцов в контуберниях было решено довести до десяти вместо существующих на тот момент восьми. К каждому легиону добавлялась резервная когорта в третью линию строя. Легионы Икрия, Тарка, Ганника и Тирна «разбухли» и теперь превосходили римские легионы числом почти что в полтора раза. Далее было принято решение разделиться. Ганник, Икрий и Тарк оставили меня вместе с Тирном и Рутом. Я заходил в городишко, имея за спиной всего один легион и несколько турм кавалеристов. Вот только Красс, чью разведку мне пришлось вырезать лично со своими ликторами, об этом уже не знал. Я привык держать слово и помнил обещание, данное Ганнику, – кельт получит возможность сразиться с римлянами. Главное, чтобы он воспользовался своим шансом сполна.