Олег Измеров - Стройки Империи [CИ]

- А седьмого ноября?

- На квартиру, если у кого возможность...

- Лара!

Из-за отошедшего на противоположной стороне ЛАЗика, похожего на бело-голубой огурец, показался парень; он замахал руками, и прямо рванул через улицу без перехода, благо машин не было.

- Лара, ты извини, я опоздал... Приемка придралась.

- Все нормально, мне помогли. Паша, это Виктор Сергеевич, он теперь в нашем отделе.

- Спасибо... смущенно пробормотал Паша и забрал у Виктора сетку с картошкой.

- Не за что.

- Ой, автобус! - воскликнула Лара. - Наш!

Хорошие люди, подумал Виктор. Лара общительная, парень у нее адекватный. Хорошо, если в секторе все такие будут. Товарищ Берия, значит, домам придумал серии. Выходит, Хрущев до верховной власти не дошел, а Лаврентий Палыч до Косыгина в экономике отметился. Ну что ж, один бонус у этого Союза уже есть. Наделали меньше глупостей.

Гастроном, оказался сразу на углу с III Интернационала. Ну, удобное место. На две улицы сияли крупные надписи: "НЕВА".

"Рыбный, что ли?"

Внутри гастроном был перестроен под самообслуживание. Стены и потолок сохраняли роскошный декор пятидесятых, только в люстры и бра были вкручены похожие на обрезанные милицейские жезлы здешние экономичные лампы. Прилавки, для торговли развесными товарами, были сохранены, но по всему торговому залу уже были расставлены стеллажи штучного товара с баночками, пакетами, и коробками. В глубоких купелях холодильных стеллажей дремали молочные бутылки с этикетками разных цветов - тетрапаками, похоже, здесь еще не увлекались. Народ суетливо бродил с проволочными корзинками. Виктор примерил себя к этой толпе. Пальто, мужские и женские, твид и джерси, классические и с погончиками, куртки из болоньи, прямые болоньевые полупальто на резине, от дождя... А вот и кожаная куртка, чуть попроще, чем у него. И кепка. Правда, другая. Это таксист. Странно, с момента попадания он здесь видел мало "Волг"... Это не главное. Главное, он не будет сильно выделяться.

Не обращая внимания на стеклянные банки с овощами, Виктор сразу поспешил туда, где с потолка свисала вывеска "Мясо". Война здесь была, приток из деревни уже должен быть, а это значит, дефицит, и...

Виктор уткнулся в витрину, забитую мясом и колбасой разных сортов; ажиотажа или даже очереди к продавщице, скучавшей за синими, похожими на перевернутую балалайку, весами, не наблюдалось. В глаза почему-то сразу бросились аппетитные ломти буженины. Ценники были набраны из пластмассовых цифр на брусочках, навроде "Лего", но самое интересное - они были двойными. Например, на говядину с этикеткой "Высший" стоял черный ценник в двадцать рублей, и рядом красный уже в тридцать шесть, на "Первый" - в восемнадцать рублей, и рядом - тридцать два сорок и так далее.

- Простите, - обратился Виктор к скучающей продавщице в синем халате, - а по какой цене отпускают?

- Вы из деревни, гражданин? - удивилась она. - Справа - это с акцизом! Вы знаете, что такое акциз?

- Ах, окцы-ыз! - произнес Виктор, чуть растягивая слова и "окая". - Ну да, конечно, читали. У нас ить оно больше свойское. Таперича все понятно. То-то одних колбас двенадцать сортов.

- Пятнадцать, - флегматично поправила продавщица. - На Фокина - двадцать, в Савеловском в Москве - около полусотни. По номенклатуре сто тридцать сортов, но сами понимаете, временные недостатки. Если чего не нашли, в коопторге поищите, там местные цеха привозят.

Изобилие уже особой радости не вызывало. Цена докторской с акцизом подскакивала до тридцати семи рублей, а краковская тянула на шестьдесят один сорок. Явным контрастом к этой роскоши были серые кучи ливерки, которую предлагали всего за шесть сорок и сало за восемнадцать - и то и другое безо всякого акциза.

"Не будем спешить. Посмотрим другие отделы. Во всяком случае, с дефицитом тут справляются тупо повышением цен. Интересно, а как у них с детским питанием - карточки или матпомощь?"

Может показаться странным, что главный герой, вместо того, чтобы строить планы спасения мира, занудно изучает, где что почем. Но, во-первых, пока неясно, от чего и от кого надо здесь спасать мир, а, во-вторых, шестидесятые в СССР - это время, когда что купить, уже есть, а на что купить, еще нет. Это время, когда становится неприличным носить еще годное пальто, купленное после войны на барахолке, когда советский человек понимает, что у него есть вполне материальная мечта и на нее надо накопить или заработать. Это счастливое детство общества потребительских идеалов, когда эти идеалы еще вполне разумны. Цены перестали снижать и повышать, и жизнь стала напоминать компьютерную игру, где надо правильно покупать, чтобы скорее подняться на следующий уровень.

"Птица-дичь", где рекламировались куры местной фабрики "Рассвет" - девятнадцать рублей кило и диетические яйца по два червонца десяток, уложенные рядами в гнезда из папье-маше, внушила Виктору некоторый оптимизм. Дичь ему предложили спросить в коопторге, а за курами была очередь человек пять. Виктор, следуя инстинкту советского человека, уже хотел спросить "кто крайний", но решил посетить еще рыбный, и вскоре продавщица уже отвешивала ему филе трески, которая оказалась более чем вдвое дешевле.

Дальнейший шопинг масштабных экономических открытий Виктору уже не дал. Порадовали две находки - стограммовые пачки соли за гривенник (кто-то догадался, что людям не всегда нужен килограммовый кирпич), и банки цвета металлик с растворимым кофе на сто и двести граммов, возле которых была вывешена красная табличка "Новинка". Никто эти банки здесь не разметал, они спокойно пылились на стеллаже рядом с зелеными коробочками молотого и в зернах. Растворимого в шестьдесят восьмом он не помнил, да и как-то особо в эти годы народ больше чаем увлекался.

Внезапно он понял, что не может просто так уйти, не взяв одну банку. Не то, чтобы он привык к кофе, нет. Он почувствовал в этом предмете офисной жизни какую-то связь со своей эпохой. Он понял, что эта банка нужна ему для уверенности в этом мире, как складной нож в кармане хулигана.

"В конце концов", подумал он, "могут быть какие-то праздники, или кто-то зайдет в гости". Ему вдруг стало ясно, что он просто уговаривает себя.

...Обратно Виктор шел через переезд на Почтовой - обе руки оттягивали авоська со всяким добром и сетка с картошкой и овощами, и лезть через мостик не хотелось. Продовольственную корзину нового советского человека шестидесятых завершали трехсотграммовая фляжка коньяка и двести граммов "Одесской". И то и другое было нужно на случай появления каких-то непредвиденных проблем, требующих лично-делового некогнитивного общения: проще говоря, если для решения вопроса потребуется с кем-то выпить. С одной стороны, три звездочки полностью снимали вопрос о должном уважении к другой стороне переговоров, с другой, в отличие от водки, можно было много не пить. Одесская же могла пойти на бутерброды для закуски, как и шпроты, которые здесь свободно лежали по шесть пятьдесят; народ, похоже, относился к деликатесам совершенно прагматично.