Олег Измеров - Стройки Империи [CИ]

Он подошел к одному из телевизоров на стенде, с не слишком большим экраном, и щелкнул выключателем. Изображение оказалось цветным и неожиданно сочным.

- Кинескоп с сеткой вместо маски. Размеры как у черно-белого. Но пока не получается увеличить размеры экрана.

- Делайте с малым кинескопом. Для кухни.

- Цветной? Для кухни?

- Ну он же дешевле с хроматроном, или как он у вас называется. А монтаж удешевят микросхемы.

- Занятно... - произнес Зернов и машинально прибавил звук.

На экране метались людские фигуры, горели груды покрышек.

- Беспорядки в городах Чехословакии нарастают, - услышал Виктор голос Игоря Кириллова, - в Праге действиям полиции препятствуют депутаты парламента, вставшие между полицейскими и участниками волнений...

- Атомную бомбу кинут и мир успокоится - с чудовищной невозмутимостью произнес Зернов.

- Думаете, до этого дойдет? А как же общественность, борьба за мир? Пагуошское движение?

- Какое Пагуошское движение? - Зернов лениво двинул плечом. - Вы извините, надо помогать Верочке, а то ее совсем вопросами засыпали...

- Пагуошское движение? Нет, никогда не слышала.

К началу одиннадцатого Соня у эконома не появилась. Виктор подошел к "Победе" за полчаса до сеанса и не зря; уже через пять минут в свете фонарей он увидел, как от Дворца к нему спешила она . Рыжие локоны выбивались наружу из-под теплого платка, и светлые полусапожки давили остатки не сметенной вовремя листвы. В руке Соня держала объемистую хозяйственную сумку. Другая, дамская сумочка болталась на ремне через плечо, и Виктор невольно вспомнил про "Вальтер".

- Прости, я не успела позвонить, - взволнованно ответила она, когда Виктор забирал у нее неизменный атрибут советской женщины, оказавшийся, впрочем, не слишком тяжелым. - Публика долго не отпускала.

"Значит, ученые у них ядерную угрозу не контролируют. Ну да, конвергенция-дивергенция, ответственность политиков, зачем тут дергаться, это мешает карьере. Че тут думать, делаем, а наверху - только в гуманных целях. И фантасты крутились в среде не диссидентов, а верноподданных."

Контролерша машинальным движением оборвала два сине-зеленых билета. В огромном фойе "Победы" уже не играл джаз; на полотно экспонировали виды Брянска из диапроектора, и похожий на секретер музыкальный автомат крутил за полтинник Мануэля. Под звуки "Tonight" перед эстрадой дергались молодые парочки, оставившие на креслах пальто и куртки.

- Рано пришли... Я рано пришла. - вздохнула Соня. - Поставь сумку, тебе, наверное тяжело держать. Там халат и кое-какие вещи.

- Пойдем в буфет. Возьмем шампанского или коктейлей.

- В кинотеатре алкоголь запрещен. Только пирожные и шоколад.

- Возьмем пирожные и шоколад. У вас тут очень экономно живут.

- Везде экономно живут. Шиковать неприлично.

- А как же сталинские квартиры?

- Те, кто там живут, тоже не шикуют на публике.

- Интересно, что говорят американцы, когда приезжают к нам?

- Они говорят, что русские очень рациональны. Слышал, Форд недавно построил совместное предприятие с ЗиЛом?

- Микроавтобусов "Циклон"?

- "Космоплан". Хорошо идут в Америке. Косыгин сказал, надо иметь у нас немного образцовых капиталистических предприятий, чтобы учиться опыту.

- Следишь за новинками автопрома?

- Все следят. Просто ты не смотришь телевизор. Пока не смотришь. В Союзе скоро все будут смотреть телевизоры, даже на Чукотке, через спутник.

Фильм оказался потрясающим. Не то, чтобы они с Соней хохотали полтора часа, хотя зал то и дело взрывался от хохота - нет, дело не в этом... Это надо видеть. Надо погрузиться в эту атмосферу пессимизма, недоверия, разочарования и цинизма, созданную великим режиссером. Надо видеть эти сцены, то погружающие зал в мрачную темноту, то, наоборот, создающие контрастными планами чувство потустороннего, фантастического мира, перекрещенного косыми линиями оконных переплетов, так похожими на тюремные решетки. Надо ощутить себя потерянными в огромном городе, городе дождя, с блестящими от воды стенами зданий и тротуарами, с отражениями фонарей в лужах, с каплями в свете фар. Надо прочувствовать это медленное нагнетание напряжения от эпизода к эпизоду, вплоть до появления призраков. Надо было слышать эту музыку - прекрасную музыку Андрея Петрова, доводящую зрителя до чувства элегантной безнадежности.

Наверное, нет смысла лишний раз напоминать читателю о прекрасной игре Никулина, Евстигнеева, Папанова и Миронова. Читатель видел этих актеров и может представить. Точно так же не надо знакомить читателя с блистательной Фаиной Раневской, сыгравшей роль комендантши, или рассказывать о том, с каким неподражаемым шармом Ирина Скобцева воплотила образ вдовы убитого академика. Пожалуй, стоит лишь потратить два слова на то, что именно Рязанов этим фильмом хотел сказать.

С повестью в нашей реальности фильм разошелся. Картина получилась не просто о фальсификации истории, и не просто о том, что ушедшие великие люди, к сожалению, не могут прийти в будущее и предъявить счет за опороченную честь и достоинство. Фраза Ростовского в повести о том, что управлять историей "не только можно, но и нужно" в фильме превратились в целый монолог о необходимости манипуляции массой, причем со ссылками на зарубежный опыт.

В финале, как у Дюрренматта, было поставлено жирное многоточие. С одной стороны, назначенный на место Зубарева "человек со стороны" (актер Михаил Погоржельский) недвусмысленно намекает карьеристу Ростовскому, что "негры" для написания монографий ему не понадобятся, а с другой, в ответ на гневную тираду молодого и принципиального научного сотрудника Антона двусмысленно отвечает: "Вы правы. С перегибами пора кончать. Меня для этого и направили. Теперь мы будем работать по-новому. Без этих грубых подтасовок, на подлинной научной основе".

То ли новый начальник всерьез хотел очистить историю и педагогику от политических манипуляций, но опасался высказать это прямо, то ли просто собирался манипулировать дальше без явных прогибов, сохраняя вид научной объективности, сказать было трудно.

Виктор периодически переводил взгляд с экрана на Соню. Сложный философский подтекст фильма ее мало интересовал; она сопереживала героям, по-детски искренне смеясь над их комичными положениями, иногда просто аплодировала. Как хорошо, что здесь не ходят в кино с попкорном, подумал Виктор, он весь бы был рассыпан по полу.

"Если она тоже играет, у нее талант круче, чем у Скобцевой..."

- Ноябрь, а еще тепло, - вздохнула Соня, когда толпа зрителей после сеанса вынесла их в ночь, полную запаха прелого листа и света фонарей на аллеях Пушкинского парка, - зима кислая будет. Как фильм, понравился?