Владимир Свержин - Железный Сокол Гардарики

– Ты это о чем? – поморщился я.

– О том, что состояние стояния вашего самочувствия в сравнении со вчерашним вечером значительно усилилось. – Лис изобразил на своей физиономии глубокомысленное выражение. Затем поднял кулак. – Больной! Глядя на этот молоток, скажите: «А-а!!!»

– А-а, – недовольно буркнул я.

– Прэлэ-эстно. – Напарник расплылся в улыбке. – Самое время говорить «бэ».

Сергей повернулся к маячившему у дверей опричнику.

– Братан, больной нуждается в уходе санитара.

– Чего?! – переспросил караульный.

– Не чего, а кого, – пояснил самозваный эскулап. – «Патриа о муэрте», знаешь? Не знаешь. Запор мозговых извилин. Короче, мне нужно два ведра теплой воды.

– Зачем?

– Мозги пополоскать. Но шоб обязательно тридцать шесть по Цельсию. Или по Кельвину?.. В крайнем случае по Фаренгейту, но это на худой конец. В данном случае, как я полагаю, это неактуально. Понял?

– Ага. То есть не-а…

– Ну, тогда бегом! Ключевое слово – теплая.

Лис подтолкнул стражника к двери:

– Давай, давай. Шевели окорочками.

Ошарашенный Лисовой трескотней опричник выскочил за двери, оставляя нас наедине.

– М-м-да, – усаживаясь рядом с кроватью, важно проговорил Сергей. – И еще раз м-да, как сказал бы Мишель Дюнуар. Больной! На вас поступают жалобы. Вы ведете себя атипично, шо та пневмония. Глубокой ночью, когда к вам приходит смерть с косой… Пусть даже не с косой, а с кинжалом – вы берете над ней верх. И, как сообщают хорошо информированные источники, делаете это неоднократно.

Лис отдернул одеяло. Смятая постель была густо усыпана белыми пушинками.

– Вот и переводи на него после этого ценное мухоморное сырье. Ну что, Казанова, рассказывай, как прошла встреча в очень тесной и углубленно дружеской обстановке.

Я с немым укором поглядел на Сергея. Пауза грозила затянуться.

– Вечная дилемма джентльмена: увидев даму у своих ног, протянуть ей руку помощи или лечь радом?.. Чего с ножом-то кидалась? – уже более серьезным тоном спросил Лис.

– Решила, что я сдал дядю Якоба, а вместе с ним и ее, Штадену.

– А-а-а. Вот, значит, с каких делов местное комсомольское подполье сеновал спалило. Чего дыбишься? Тебе амуры, а лошади не кормлены! Давай хряцай микстуру. Ты нам еще живой нужен. Опять же, если к тебе каждый раз на свиданку с такими разрушениями ходить будут, никакой Москвы не хватит.

– Погоди, – оборвал я словесные излияния друга.

Мои воспоминания, загнанные посттравматическим шоком в темные закоулки сознания, всплыли точно ил со дна. Я точно вновь увидел сцену разговора Ивана Грозного и опричного сотника, подсмотренную из каморки за курантами.

– Передай Гонте, что на обратной дороге к гетману его будет подстерегать опасность.

– Какая? Где? – Лицо моего друга моментально потеряло разухабистую веселость.

– Без малейшего понятия.

– Эт-то тебе местные звезды рассказали? – Он кивнул на висевшую у моего изголовья карту созвездий, украшенную множеством замечательных графических миниатюр.

Дверь тихо отворилась, и за спиной Лиса возникла фигура Штадена. Лицо его, как обычно, имело выражение брезгливо-недовольное, а от встречи с Сергеем настроение опричника никоим образом не улучшилось.

– Полагаю, вы уже заканчиваете? – с жестким напором проговорил он.

– Да не так чтобы очень, – взъерошился Лис.

– И все же я вынужден просить оставить нас наедине.

– Да вы шо! А вдруг он опять в буйство впадет, – всплеснул руками напарник. – Вот гладите! Буквально минуту не уследил, как он растерзал ни в чем не повинную подушку. Подозреваю вялотекущую, но резво протекающую аллергию на лебедей.

– Идите прочь, – прошипел кромешник, багровея на глазах.

– Подчиняюсь насилию, – собирая пузырьки со снадобьями в кожаную шкатулку с тисненым мальтийским крестом на крышке, объявил Лис со слезой в голосе. – Но общество «Врачи без предела» в моем лице гневно протестует против попрания и пенитенциарного попустительства!

Он сделал шаг к двери и тут же столкнулся с давешним караульным, волокущим на коромысле ведра с парующей водой.

– А что ж… Ведра-то куда? – переводя взгляд с командира на «лекаря» и обратно, несмело поинтересовался исполнительный страж.

– Отдай сотнику, – проходя мимо, гордо проговорил Лис. – Пусть умоется. Ладно, капитан, я к Гонте. А ты держись на связи.

Штаден с презрением глянул вслед удаляющемуся броднику и процедил, не скрывая эмоций:

– Мерзкий фигляр.

– Так а с водой-то что? – вновь открыл рот караульный.

– Вон!!! – рявкнул сотник, и опричник поспешил скрыться, расплескивая по пути содержимое ведер.

Штаден внимательно оглядел меня:

– Что этот шут гороховый нес о какой-то болезни? На мой взгляд, вы замечательно выглядите. На щеках появился румянец, взгляд посветлел…

– Капитан, откуда румянец? – раздался на канале связи насмешливо-встревоженный голос Лиса. – Ты что там, покраснел? Держи себя в руках. Ты не красна девица, ты белый молодец.

– Ночью мне снились кошмары, – вздохнул я. – Какой-то пожар, пламя вокруг… Так что я случайно разорвал подушку. А чувствую я себя действительно много лучше прежнего.

Я поднялся на ноги и прошелся по комнате, отвлекая внимание Штадена от развороченной постели.

– Это пустое, – махнул рукой собеседник. – Якобу Гернелю она больше не понадобится, да и вам тоже.

– Почему же вдруг? – насторожился я.

– Царь Иоанн настаивает, чтобы мы отправлялись завтра же поутру. Так что следующую ночь вам надлежит провести, увы, не здесь, а в наших хороминах. Но не беспокойтесь, вам будет отведена отдельная келья.

– Келья? – переспросил я с некоторым удивлением.

– Конечно. Не забывайте, у нас все-таки военно-монашеский орден. Без сомнений, жить в этих апартаментах куда приятней, но такова воля государя.

Я выразил неудовольствие на лице, но Штаден продолжал, казалось, не замечая его:

– Должен вам также сообщить, что орденские правила касаются и всякого рода челяди. Все братья обязаны помогать друг другу, но во время несения службы должны обходиться без какой-либо иной подмоги, нежели уставом предусмотрено. Вследствие чего драбант ваш повинен отправляться к гетману Вишневецкому вместе с атаманом Гонтой и его людьми.

– Но это невозможно, – начал было возмущаться я.

– Вальтер, послушайте меня. Слуга он вам или нет – сейчас не важно. Поразмыслите сами. На кону не только наш план. Стоит вам заартачиться – царь Иоанн решит, что вы не желаете искать своего беглого родича. И как только он так решит – ваша голова слетит с плеч, а следом – и моя, поскольку я этой самой головой за вас в ответе. Несчастный, подумайте если не о нас, то о тех иноземцах, которые спасли жизни свои, поступив на службу в мою сотню. Если уж мне несдобровать, то им и подавно! Ежели вы надеетесь, что люди Вишневецкого снова придут вам на помощь, то выбросьте это из головы. Нынче же днем они выступают в обратный путь.