Владимир Свержин - Железный Сокол Гардарики

– Ходи сюда, муж честной. Разговор имеется.

Я молча встал и направился к выходу. Какие бы вести ни привез сейчас Никита – все лучше неопределенности.

Ночь была теплая, с болот тянуло сыростью, из-за валов надсадно заливались лягушки, и бледная, исхудавшая луна наблюдала за всем этим с непостижимой высоты. Порай безмолвно отошел от избы, не желая, должно быть, посвящать старых знакомцев в свои дела, и произнес негромко:

– Говорил с твоим дядей.

– И что?

– Стало быть, признает он тебя. Я как описал твой облик, он сразу признал. О дружке твоем еще спрашивал. О том самом, что в Александровской слободе тебя выхаживал. Как знал, что вы одвох приехать должны.

– Знать, положим, не знал. А предполагать мог.

– То-то же и оно, – усмехнулся кромешник, – что Якоб Гернель завсегда верно предполагает.

Никита опустился на пенек и вытянул ноги, давая им отдых.

– А насчет встречи дядя так велел передать. Коли желаешь с ним свидеться – крестик свой нательный сыми да мне отдай. Без того он тебя лицезреть не желает.

Я невольно усмехнулся. В том, что Баренс желал меня видеть, сомнений не было. Наверняка и кашу с появляющимся и исчезающим сигналом он заварил, чтобы выманить нас из института сюда. Теперь же агент-отступник хотел побеседовать «без свидетелей», лишив меня возможности связаться с базой. Конечно, это был шантаж. Неприкрытый, грубый шантаж. Будь на месте Джорджа кто-либо иной, я, пожалуй, не преминул бы вспомнить, что мы, англичане, не вступаем в переговоры, когда нам пытаются выкручивать руки. Но речь шла о моем учителе, друге и соратнике.

– Что ж, ладно, – кивнул я, вызывая Лиса. – Будь по-твоему.

– Шо, не спится юному ковбою? – Сергей явно был в приподнятом настроении.

– Погоди! – оборвал его я. – Срочно делай засечку сигнала.

– Что-то стряслось? – встревожился напарник.

Мои пальцы расстегнули пуговицы ворота и потянулись за шнуром антенны…

– Я отдаю передатчик. Это требование Баренса. Он где-то рядом.

– Вот же ж б… Баренс!..

Дальнейшего я уже не слышал. Никита сгреб в лопатообразную пятерню индивидуальное средство закрытой связи, оглядел со всех сторон и пожал плечами.

– С чего бы это?

– Без креста магическая сила лучше действует, – проговорил я. – Мог бы и знать.

– Идем, – делая вид, что не слышит моей реплики, скомандовал Порай. – Дядя твой уже, поди, заждался.

Сцена встречи блудного дяди с приблудившимся племянником удалась на славу. Если и оставались у опричника крохи сомнения в нашем близком родстве, то при взгляде на эти искренние проявления радости они должны были исчезнуть.

– Ну, слава Богу, дорогой племянник, это ты! – хлопая меня по плечам, воскликнул Якоб Гернель. – Я уж начал опасаться, что семья пришлет кого-нибудь другого.

– Конечно же, я, любезный дядюшка. Рад видеть вас в добром здравии. Все очень волнуются, мы давно не получали от вас никаких известий.

Я покосился в сторону Порая, но тот, похоже, и не думал оставлять нас наедине.

Место для встречи было подобрано весьма удачно. На валу с противоположной стороны острова, склонив ветки над окошками чистой воды, рос толстенный вяз. Рос он как-то криво, так, что большая часть его ствола буквально висела над болотом. Внутри его было обустроено внушительное дупло с тонкими смотровыми щелями. Должно быть, это дерево служило наблюдательным пунктом в том месте, где к острову можно было добраться путем менее опасным, нежели Шишигина гать. Именно здесь ждал меня беглый стационарный агент института.

– Ты осуждаешь меня? – переходя на английский, спросил он.

– Я должен что-то объяснять? Признаться, когда я наконец понял, что вас не похитили, не убили, что вы сами по доброй воле ушли в подполье, я был настолько шокирован, что в первые дни отказывался в это верить.

– Ушел в подполье, мальчик мой? Что ж, пожалуй, так оно и есть. Однако, надеюсь, ты не думаешь, что я решил попросту уйти в тень и отказаться от своих прямых обязанностей.

– Хотелось бы в это верить, – мрачно заметил я.

– Вот и поверь, Вальдар. Сейчас очень многое будет зависеть от того, поверишь ты или нет. Извини, что вынужден был отобрать связь, но весьма желательно, чтобы ты выслушал меня до того, как свяжешься с базой. Мой ход был удачен – ты стоишь передо мной. Теперь я раскрою все карты, а дальше сам решай, как поступить.

– Не слишком ли дорогой способ добиваться своего?

– Иных, увы, не было. Уже не было. Я неоднократно требовал у института прислать группу оперативников. Однако мои аргументы господам разработчикам казались неубедительными.

– Может быть, они в чем-то правы? – проговорил я. – Порою бывает, что даже самый опытный агент…

– …начинает принимать частности этого мира за предвестники глобальных полиорбических катаклизмов, – криво усмехнулся лорд Джордж. – Оставим теорию теоретикам. Скажи, ты часто видел, чтобы опытный стационарный агент делал опрометчивые выводы по поводу дел того мира, в котором он работает?

Я покачал головой.

– Куда более это свойственно разработчикам, пытающимся объяснить, почему их теоретические построения не совпали с реальностью. Нам же приходится оные несообразности разгребать.

– Вот именно, – кивнул лорд Джордж. – Только мы за их ошибки платим кровью, порою, увы, кровью многих тысяч людей, а они – одной лишь своей репутацией.

– Это ужасно, – согласился я. – Но таковы реалии. Не станете же вы спорить с тем, что наша работа спасает миллионы людских жизней.

– Не стану. В данном случае речь идет как раз о миллионах. Но – к делу. Скажи, Вальдар, доводилось ли тебе когда-нибудь слышать о Роксолане?

– Да, – усмехнулся я. – Вы, должно быть, не знаете. Во время последнего нашего дела мы с Лисом угодили в гарем турецкого султана. [32]Там как раз правила одна из трех европейских валиде-султан Айме…

– Все верно, – перебил меня Баренс. – Айме была третьей европейской девушкой, ставшей любимой женой, а затем и матерью султана Османской Порты. Первой была Роксолана…

– …которая, помнится, родом откуда-то из этих мест?

– Не совсем так. Скорее уж из той же земли, что и Лис.

– Вот как! Не знал. – Я развел руками. – Но какое это имеет отношение к вашему… побегу?

– Непосредственное. Мужем Роксоланы, как тебе известно, был султан, прозванный за свои достижения Великолепным.

– Да-а… – протянул я. – Сулейман Великолепный, нагнавший страху на всю Европу. Его с трудом отбили от Вены.

– Я бы сказал иначе. Защитникам с великим трудом удалось отстоять Вену, но вовсе не они заставили Сулеймана Великолепного повернуть вспять. Война затягивалась, а в Стамбуле ожидала любимая Роксолана с маленьким сыном. К тому же она имела неслыханную дерзость вдрызг разругаться с главным визирем.