Владимир Свержин - Сеятель бурь

– Сударыня, – я стоял прямо, точно громоотвод, бестрепетно готовый принять натиск стихии, – мне неудобно напоминать, что вчера я и мой секретарь спасли вам жизнь. Теперь же мне с горечью приходится согласиться с утверждением древних, что ни одно благодеяние не остается безнаказанным.

– Вы лжец! – не унималась безутешная вдова, и в морской синеве ее глаз собирались валы сокрушительного цунами.

– О, простите, любезнейший граф. Простите, мадам так огорчена, что, вероятно, не в себе. – Появившийся рядом с разъяренной француженкой полицай-президент мягко взял под локоть разбушевавшуюся гостью и заговорил ей что-то тихо и увещевающе, затем, прервавшись, обернулся ко мне. – Надеюсь, ваше сиятельство не откажетесь завтра ближе к вечеру встретиться со мной и побеседовать о злоключениях, преследующих вас последние дни?

– Когда вам будем угодно, – склонил голову я.

– Вот и прекрасно, – округлое с обвисшими щеками лицо полицай-президента расплылось в улыбке, – тогда завтра перед вечерей я жду вас у себя. Умоляю, простите мадам де Сен-Венан, бедняжка так страдает. Асейчас позвольте откланяться, и поверьте – бал просто замечателен.

– Это уж точно, – пробормотал я себе под нос, глядя вслед удаляющейся паре. На секунду мне показалось, что у выхода из зала среди прочих незнакомых лиц мелькнула носатая физиономия Йогана Протвица, а может быть, я и ошибся.

– Кто эта дама, любезный граф? – Голос Екатерины Павловны звучал удивленно и заинтересованно, отвлекая меня от тяжелых мыслей. Обращенные ко мне слова помешали разглядеть, действительно ли въедливый сыщик околачивался в особняке, или же то было лишь видение. Перегруженное событиями подсознание порой готово на весьма странные штуки. – Я сгораю от любопытства. Неужели же мадам – вдова одного из разбойников?

– Увы, нет, – печально вымолвил я. – Вынужден признать, что это та самая дама, чью жизнь мы вчера защищали с оружием в руках.

– А нынче она яростно обвиняет вас в убийстве… уж не одного ли из тех, кто ей угрожал?

– Мне трудно судить, что взбрело ей в голову, однако, сказать по чести, слова этой несчастной весьма огорчили меня. Позвольте мне сейчас оставить вас. Если пожелаете, я бы с радостью завтра нанес ответный визит, дабы исправить свою нынешнюю бестактность и, быть может, изменить к лучшему ваше мнение обо мне.

– Откуда вы знаете, милый граф, каково мое мнение? Впрочем, отчего же, – она испытующе-насмешливо поглядела из-под длинных ресниц, – жду вас перед вечерей.

– Но…

– Или в этот час, или никогда!

Я галантно склонился в поклоне, оставляя при себе все, что мог сказать по поводу очаровательных женских капризов, и спеша вернуться к прямым обязанностям хозяина бала.

– Алле, Капитан, ты там еще донжуанствуешь? — Голос Лиса, раздавшийся в голове, отвлек меня от грустных раздумий.

– Какой там, – отозвался я, – тут все непросто.

– Но мы ж не ищем легких путей! — В тоне моего друга не слышалось обычной скрытой издевки. – А скажи мне, будь добр, шо за светлая мысль была пригласить на бал сыскаря?

– Ты имеешь в виду полицай-президента? — насторожился я.

– И он здесь? — Лис явно был возмущен. – Не, ну это не бал, это облава на базаре!

– Полицай-президент – заметная фигура в столице, я не мог вычеркнуть его из списка, тем более составленного резидентом.

– Ага, спасибо нашему Елипали.

– Кому? — переспросил я.

– Ну, этому, Палиоли. Получается, таксоида тоже он пригласил?

– Протвица? — уточнил я, удивляясь, что помню фамилию докучливой ищейки.

– Его самого, — подтвердил раздраженный напарник.

– Значит, не показалось. Должно быть, этого привел сам господин полицай-президент.

– Да уж, не показалось. Теперь сей мерзкий Противец торчит у меня за плечом и смотрит в карты, точно сова на картинную галерею. Между прочим, сдается мне, он глазливый – масть не прет, хоть шнурки закладывай.

Я усмехнулся ехидной оговорке Лиса, превратившей фамилию сыщика в производную от слова «противный».

– Это еще что! Его высокопревосходительство, кроме своей таксы, изволил привести мадам Сюзон, и та закатила здесь скандал прямо на глазах у княгини Багратион.

– Не врубился, ей-то что неймется? Я ж был не пьяный, я все помню! Она сама захотела сменять тебя на этот бурдюк в эполетах. То есть я не твои эполеты имею в виду…

– Надеюсь, что так, – оскорбленным тоном констатировал я. – Насчет же мадам Сюзон – очень похоже, что она втемяшила себе в голову, будто это мы убили ее мужа.

– С чего бы вдруг? – удивился Лис.

– Пока не знаю, но, кажется, господин полицай-президент ей верит.

– Ну, это как здрасьте. Красавицы не врут, это просто истина рядом не ночевала с их словами. Шо ж ты думаешь делать с этим пасьянсом?

– Пока не знаю. Завтра в районе пяти часов меня будут ждать у господина полицай-президента.

– Ну, без проблем, сходишь, пообщаешься. Видал рекламу: бритва «Жиллетт» в одно касание уберет любой пушок с вашего рыльца!

– Беда в другом – что на это же время я зван к Екатерине Павловне. И она, должно быть, начитавшись баллад Жуковского, желает устроить мне испытание рыцарской доблести. Так что либо к ней, либо, в тот же час, к их высокопревосходительству. Вот такая комбинация.

– Ежели я не путаю, то Жуковский еще только первые стишки кропает, но то, шо все бабы стервы, это точно, – со вздохом знатока заверил меня напарник.

– Лис, – не желая дальше развивать тему, продолжил я, – скажи лучше, ты выяснил, что за беспардонный кавалер мозолил глаза прелестной Катрин?

– Все выяснил, — бойко отрапортовал Сергей. – Хлипковат клиент. После третьего наката уже в размазню пошел. Короче, зовут его Густав, тоже финансист, как наш резидент. И тоже с недавних пор барон, что роднит его с грандполицаем. А кроме того, он уже битый час поет мне о стервозности всех его знакомых баб, и тут я с ним не могу не согласиться.

– А более конкретно?

– Про дамьё-с?

– Про векселя Екатерины Павловны Багратион, в девичестве Скавронской, которые сей финансист скупил все до единого.

– А-а, так не честно, ты уже все знаешь, – разочарованно протянул Лис.

– Только в самых общих чертах, — успокоил я друга.

– А тут все черты были общие, буквально по всей Вене растыканы, – сообщил Лис. – Пока их этот толстый бобер не прикупил на вес. А так ни дать ни взять – ударник капиталистического труда. Деловой человек, весь свой ненормированный рабочий день мозолистыми руками заколачивает деньгу, времени на серенады и променады не имеет, поэтому рубит по-простому. Ежели кто ему понравился, он нехило башляет, ставит красотку на прикол и ездит к ней со всякими бруликами, соболями и прочими милыми безделушками. Все бесхитростно и очень по-немецки.