Владимир Свержин - Воронья стража

– На указе о капитуляции Тауэра должна стоять большая королевская печать, – надменно усмехаясь, промолвила Елизавета. – А также печати обеих палат парламента.

– О да! И это мне ведомо! – согласился дерзкий мятежник. – Но для того, чтобы взять под стражу испанского адмирала, вполне можно обойтись и малой печатью. Извольте достать ее, господин секретарь! Вы же не хотите, чтобы испанские псы раздели вас донага, ища, куда вы припрятали эту прелестную штучку. Вы же видите, я не шучу. Так что поспешите. Вам надлежит составить распоряжение, повелевающее содержать дона Эстебана и все такое Ортега графа де Корвовеккьо, адмирала испанского флота, а также его офицеров в Кровавой башне Тауэра. Впрочем, мне больше нравится ее прежнее название – Садовая. Но быть может, ваше величество желает поселить сих достойных людей в Домике Королевы? Хотя о чем это я? Безусловно, вам он подобает более, чем им.

Лицо Елизаветы передернулось. Как и Кровавая башня, Домик Королевы имел прежнее название. Когда-то его величали Домиком Лейтенанта и в нем обитал помощник констебля Тауэра. И продолжалось так довольно долго, покуда вышеозначенному офицеру не пришлось уступить свои покои несчастной Анне Болейн, королеве Англии, по утверждению покорных государю судей, изменнице короны и ведьме, околдовавшей Генриха VIII, Анне Болейн – матери нынешней королевы Елизаветы.

Натешившись достигнутым эффектом, Рейли вновь повернулся к Уолсингаму:

– Милорд, поспешите отыскать печать! После того, что ищейки учинили в моем доме, я горю желанием помочь вам в поисках. О! Вот она и сыскалась! А теперь садитесь за стол и пишите – я вам буду диктовать. И запомните, милорд, и вы, сударыня: если хоть в чем-то мой план сорвется – я подниму паруса и выйду в море. В суматохе, которая начнется после исчезновения государыни, ровным счетом никто не посмеет меня остановить. А далее от вас уж будет зависеть, быть ли высаженными в шлюпку где-нибудь посреди океана или же отвезенными в качестве пленников на Тортугу. То-то береговое братство обрадуется столь знатной гостье! – Он мечтательно улыбнулся и, мурлыча что-то себе под нос, шагнул к столу.

– У вас ничего не выйдет! – сдвинув брови, жестко отчеканила королева. – Я оценю вашу голову, я велю всем честным англичанам не повиноваться вам! Вас самого закуют в цепи и бросят за борт! Это мое королевское слово!

– Вот как?! – усмехнулся Рейли. – Как это у классика… “Багей подал писцу грамоту, в которой были слова: “Персы! Царь Дарий запрещает вам служить телохранителями Орета!” А те, услышав это повеление, опустили свои копья перед Багеем. Багей же, увидев, что телохранители повинуются царскому приказу, ободрился и дал писцу последнюю грамоту, которая гласила: “Царь Дарий повелевает персам в Сардах умертвить Орета”. Как только телохранители услышали это повеление, они обнажили свои короткие мечи и убили сатрапа на месте”. – Последние слова были произнесены с драматическим подвыванием и явной насмешкой. – Геродот, “История”, книга третья, раздел сто двадцать восьмой. Попробуйте, ваше величество, попробуйте. Это ваш шанс.

Но следует помнить, что испанцев на обоих кораблях примерно столько же, сколько англичан. Да плюс к ним еще голландцы, португальцы, французы и прочий сброд. Лишенные моею покровительства, вы умрете куда раньше, чем полагаете. Пишите распоряжение, сэр! – резко меняя тон, скомандовал Уолтер. – А вы, моя прекрасная госпожа, потрудитесь собственноручно подписать его.

На шканцах “Дерзновения” были установлены кресла для того, чтобы позволить капитану и его вельможным гостям любоваться предстоящим зрелищем, не упуская малейших деталей.

Вокруг плотным полукольцом выстроилась стража в сияющих кирасах, готовая разорвать любого, дерзнувшего отвлечь внимание драгоценных зрителей. На огромном чеканном блюде, с трудом удерживаемом двумя матросами, меж драгоценных кубков и оправленных в серебро бутылей с прохладительными нектарами из диковинных заморских плодов красовалась здоровенная глиняная миска, в которой среди поджаристых шкварок горою миниатюрных китов-альбиносов высилось произведение Лисовского кулинарного гения – “ле варэник с картоплэю”. Но, вопреки ожидаемому, ни Елизавете, маркизе Дорсет, ни ее злополучному секретарю Френсису Уолсингаму, ни мне, ни даже Рейли не было дела до изысканного блюда. “Трюфели Дианы” сегодня рисковали безнадежно остыть, став по вкусу, как озабоченно бросил Лис, “шо ота подошва”.

– Ну шо они медлят?! – тихо сокрушался д'Орбиньяк. – Все ж стынет!

А между тем на тщательно выбранной вероломным режиссером сцене театра военных действий разворачивался третий акт трагедии, еще не обретшей названия, но уже вполне достойной благожелательных отзывов критики. В начале представления эскорт ее величества, увидав свою повелительницу, как ни в чем не бывало занимающую место в зрительном зале, приветствовал государыню, радостно воздевая к небесам длинные острые пики.

– Какие доблестные воины! – помогая королеве сесть, восхитился Рейли. – А вон тот, в черненом доспехе с золотыми арабесками – это, несомненно, Роберт Дадли, граф Лестер?! Ну конечно же это он! Кто еще смог бы так ловко и беззаботно гарцевать перед эскортом ее величества! Как жаль, сударыня, что вы не пригласили его сиятельство на мой корабль. – Он сделал ударение на слове “мой”, то ли напоминая Елизавете о ее незавидном положении, то ли давая понять, что прекрасно осознает, чьим наветом он обязан нынешнему своему положению мятежного корсара.

Пожалуй, ни для кого в Британии, от обрывистых скал Корнуэлла до отрогов Чевиотских гор, не было секретом, что обершталмейстер ее величества Роберт Дадли был, вероятно, первым, но уж точно постоянным любовником королевы-“девственницы”. Довольно долго придворные и простолюдины шептались о том, что со дня на день Дадли может стать мужем огнекудрой Бэт и королем Англии. Но королем Роберт не стал. Уж больно его пылкая возлюбленная дорожила привольным статусом незамужней девицы. Но стоило теперь королеве хотя бы и в шутку приблизить к себе кого-либо из придворных кавалеров – и тот уже мог, не сомневаясь, числить графа Лестера среди своих заклятых врагов. А уж если кавалер оказывался не только хорош собой, а также умен и ловок, ненависть Дадли не знала границ. Как, скажем, к Рейли.

По иронии судьбы именно он представил молодого авантюриста ко двору в надежде потешить госпожу рассказами о боях с испанцами во Фландрии и коронации Генриха Анжуйского в Реймсе. И он же, заметив благосклонность ветреной Дианы к обаятельному смельчаку, сделал все возможное, чтобы стереть того с лица земли.