Владимир Свержин - Время наступает

Один из гостей был голубоглаз и светловолос. Волосы другого были чуть темнее, но и их можно было считать невиданными, во всяком случае, в землях Вавилона.

– Здесь ли живет мудрый Амердат? – поинтересовался голубоглазый на таком безукоризненном аморейском языке, что и сам Мардук вряд ли бы сказал лучше.

– Здесь, почтенные чужестранцы, – с удивлением разглядывая ранних гостей, произнес осанистый старец, открывая хлипкую дверь. – Заходите, рад вам.

Те переглянулись, удивленные столь неожиданным ответом, но тут же продолжили:

– Прости, что потревожили в столь ранний час. Наш друг, Кархан, воин из свиты царя Валтасара, надеется, что мы сможем найти у тебя помощь и приют.

– Кархан? – усмехнулся старец. – Ну, конечно! Входите, не стойте у порога. Его друзья – мои друзья. А насчет утренних часов вам не о чем беспокоиться. Для меня день начинается рано.

Он отступил чуть в сторону, указывая пришедшим на убогую обстановку своей хибары.

– Не обессудьте, здесь не так роскошно, как в царском дворце. Если пожелаете, есть лепешка, немного козьего сыра, – он чуть помедлил, должно быть, вспоминая, – вода.

– Не беспокойся, – заверил тот, волосы которого цветом напоминали облака, плывущие по небу, – у нас есть деньги, мы можем хорошо заплатить.

– Пустое, – отмахнулся Амердат. – Кархан давал уже мне золото, я раздал его соседям. Им было нужно.

– Но как же ты живешь? – Ральф Карлсон замешкался, подыскивая слова.

Действительно, комната, в которой стояли пилот со штурманом, должно быть, была единственной, если не считать небольшого чулана, прикрытого ветхой полотняной занавеской. Кроме скромной лежанки здесь имелся заваленный пергаментами и восковыми табличками стул, плетеный табурет и очаг, выложенный из каменьев прямо посреди комнаты.

– Хорошо живу, – улыбнулся хозяин дома. – Соседи, проходя мимо, кладут в миску, что с той стороны дверей, какую-нибудь еду. Иногда, правда, ее успевают похитить собаки, но чаще она достается мне. Мышей отпугивают кошки, а злые люди и сами не видят резона сюда ходить.

– Ты, должно быть, местный писарь? – предположил дотоле молчавший Андрей Сермягин, указывая на свитки. – Или, как там его, писец?

– Можно сказать и так, – согласился радушный старец. – Иногда ко мне заходят соседи с просьбой сочинить письмо, составить жалобу или сосчитать, сколько монет следует уплатить за покупку. Хотя чаще желают узнать о своей судьбе по ходу небесных светил. Впрочем… – Он указал гостям на застеленную каким-то покрывалом лежанку, как на единственное место, где можно было присесть, не считая, конечно, его рабочего табурета. – Но это все не слишком важно. Я веду летопись этого города! – Мудрец поднял указательный палец. – Города и мира! День за днем, месяц за месяцем, год за годом, сколько я себя помню, я веду эти записи. Спасибо Кархану. Он упросил царя, чтобы мне выдавали столько пергамента, воска и всего прочего, необходимого для письма, сколько мне понадобится!

– Неужели с самого детства ты делаешь эти записи?! – восхитился Андрей Сермягин.

Старец помедлил с ответом.

– Я не помню лет своего детства, и молодости, увы, тоже не помню. Конечно, они были, как же иначе? Но, верно, так давно, что я о них напрочь запамятовал. Знаю лишь, как однажды утром я проснулся и решил, что следует вести летопись всего происходящего здесь, между великими реками, и вдали от них. Я частенько хожу куда глаза глядят, слушаю, смотрю, записываю.

Ральф Карлсон смотрел на хозяина со смешанным чувством почтения и жалости. Если судить по лицу, тому было никак не менее восьмидесяти лет, и подобная забывчивость была в порядке вещей, хотя чаще, как он слышал, старики помнят как раз юные годы.

– Сколько же тебе лет? – не смог он удержаться от вопроса.

– Когда Навуходоносор взошел на трон, я уже был таким, – вздохнул летописец. – Порою мне кажется, что я всегда был таким.

Пилот и штурман переглянулись. Если почтенный историк не преувеличивал, ему уже давным-давно зашкалило за сто лет.

– …В одном из таких странствий, – продолжал прерванный рассказ Амердат, – я и встретил вашего друга. Вернее, он меня встретил в Северных горах, где ранее простирались владения могущественного царства Урарту. Какие-то глупцы пытались завладеть моей сумой, вероятно, рассчитывая поживиться чем-нибудь ценным. Я увещевал их не делать этого, ибо рукописи мои ценнее монет и каменьев, но только для меня одного. Кархан увидел мерзавцев и бросился мне на помощь. Он очень храбро бился. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь искусного бойца. Но к негодяям подошла подмога, и мне пришлось заледенить кровь в их жилах.

– Как это? – непонимающе мотнул головой пилот.

– Я пожелал, чтобы так произошло, и так произошло, – пожал плечами ученый муж. – Если желаете, можете расспросить вашего друга. Разбойники застыли, точно были изваяны из камня. А мы с Карханом продолжили свой путь вместе.

Что-то я заболтался. Если он прислал вас сюда, стало быть, желает, чтобы я вам помог. Что же вам нужно?

– Наш общий друг, – заговорил дотоле внимавший речам старца штурман, – говорил, что божественной силой ты наделен способностью изменять внешность человека так, что его никто не сможет опознать.

– Да, это верно, – подтвердил Амердат. – Стало быть, вы прячетесь?

– Можно сказать и так, – со вздохом признал Карлсон. – У местных жрецов есть множество вопросов, которые они хотели бы нам задать, но отвечать на них у нас нет ни малейшего желания.

– Занятная история, – усмехнулся звездочет, простирая руки к Ральфу. – Впрочем, после того, как вчера я своими глазами видел посланцев божьих, парящих над толпой… Должен признать, никогда прежде ангелы небесные не просили у меня преобразить их. Впрочем, вблизи вы столь же похожи на ангелов, как тот Даниил, который вчера гордо въезжал в город, на того Даниила, который, юнцом, семь седмин тому назад темной ночью сбежал из Вавилона. Конечно, время меняет облик, но… – Он запнулся, на лбу его выступил пот. – Мне не под силу изменить вид, данный вам от роду. Странно, очень странно.

– Эй, Амердат! – донеслось с улицы. – Ты дома, старик? Прошу, выйди во двор. Мне нужно кое о чем расспросить тебя!

– Какая нелегкая принесла жреца Мардука в такую рань? – вздохнул астролог.

Намму проснулся от осторожного прикосновения; кто-то легко тряс его за плечо.

– Эй, господин, ты жив? – Начальник скифских телохранителей, приставленных к царскому советнику, с удивлением глядел на скорчившегося на каменном полу Даниила.

– Что со мной было? – открывая глаза, промолвил тот.

– Не могу сказать, – честно ответил скиф. – Я вошел разбудить тебя, но, похоже, этой ночью ты и не касался постели.