Владимир Свержин - Время наступает

Считать такую цепь событий простым совпадением?.. Как говорил старик Абодар: «Смотри, мой мальчик, иная цепь совпадений легко превращается в цепь на шее».

Сначала Нидинту-Бел, обхаживающий Сусанну у ворот царского дворца, затем ее назначение в дар чудовищу Мардука, побег начальника городской стражи, а вслед за этим убийство жреца, приписываемое Иезекии. Что это, как не месть Гауматы? Месть ему, месть Сусанне, но уж никак не несчастному лавочнику.

Полог шатра резко откинулся. Слуга, помчавшийся радовать государя вестью о пробуждении Хранителя Вавилона и Дарователя побед – именно таков был отныне титул Даниила, – склонился перед господином:

– Государь желает говорить с тобой, мой господин! Полагая, что ты еще слаб и не можешь держаться в седле, наш повелитель прислал конные носилки.

Даниил кивнул, поднимаясь.

– Я буду говорить с царем об этом деле, – сухо, пожалуй, чересчур сухо, проговорил он, поворачиваясь к нубийцу. – И буду просить великого повелителя в честь победы помиловать Иезекию.

В душе же Намму звучало совсем другое: «Они хотят убить Сусанну! Быть может, они уже убили ее!»

Валтасар смотрел на своего доверенного советника с легким раздражением. Казалось, тот напрочь пропустил мимо ушей его вопрос о грядущей судьбе персидской державы, и стал вымаливать прощение для какого-то никчемного лавочника. Конечно, царь понимал, что к Даниилу, первейшему среди эбореев, стекаются прошения от соплеменников. Он был не прочь отблагодарить пророка, даровав ему жизнь какого-то Иезекии. Но сейчас, когда речь шла о судьбах мира, как мог он тратить драгоценные мгновения на мелочи, не заслуживающие даже беглого взгляда? Это раздражение искало случая обрести форму, и Валтасар промолвил, отмахиваясь:

– Будь по-твоему. Я велю не рассматривать это дело до моего возвращения. – Он оглянулся. – Амердат, напиши об этом Верховному жрецу. Я оттисну печать и отошлю гонца в Вавилон.

Конечно, Валтасар мог даровать царское помилование убийце, не разбирая дела, но сейчас ему хотелось наказать Даниила. Воистину, тот не был придворным и не ведал, когда и что следует просить у государя.

– Ты доволен?

Вряд ли царская воля могла удовлетворить Намму, однако ожидать большего не приходилось.

– Как по капле вина можно судить о вкусе содержимого кувшина, так и по справедливости малой легко судить о справедливости великой, – уклончиво ответил сын Абодара.

Валтасар кивнул, не желая вдаваться в цветастые двусмысленности, и заговорил вновь:

– Так что же мне делать с троном Персии?

– Государь, – вздохнул Даниил, – не я, но Господь вручает знаки власти в руки правителей, и лишь ему ведомо, станут ли они наградой достойному или же испытанием мятущемуся. Когда ему было угодно даровать тебе Персию, как скажу я: «Отринь ее»? Но как человек, немало прошедший путем человецей, могу судить лишь о том, что вижу: тебе не суждено покорить этот народ, ибо воины его сильны и многочисленны. Ты не станешь царем, который внушает любовь подданным, ибо всегда останешься для них чужаком. Стать правителем столь обширной державы – высокая честь, но еще большая ноша. Если не сыщется тот, кто понесет ее за тебя, она сокрушит твои плечи.

Валтасар нахмурился. Он и сам понимал, какую непростую задачу предложил ему Кир в своем завещании. Однако сейчас от мудрейшего из советников он ожидал услышать совсем иное.

– Ступай! – разочарованно и даже резко бросил он. – И поразмысли над моим вопросом еще.

– Но ты обещал отослать гонца в Вавилон.

– Ступай! – отворачиваясь, бросил Валтасар.

«…Да не посмеют они судить и казнить его, доколе я, Валтасар, сын Набонида, царь Вавилона, не вернусь в стены дворца своего». – Амердат вывел последнюю букву и, дождавшись, когда царь прокатит валиком печати по горячему воску, вынес рескрипт из шатра. Даниил нетерпеливо дожидался его прихода. Впервые он о чем-то просил Валтасара и получил в ответ не то чтобы отказ, но совсем не то, на что надеялся.

– Проклятие! – скривился он, пробегая взглядом по ровным строчкам царского распоряжения. – Здесь ни слова не сказано ни о ком и ни о чем, кроме Иезекии.

– Валтасар не может отсрочить суд над теми, кто даже не взят под стражу, – резонно проговорил Амердат, заинтересованно поглядывая на пророка.

– Об этом никто ничего не знает, – раздраженно проговорил Даниил, подергивая губами. – Быть может, Гаумата уже схватил и Сусанну, и всех тех, до кого смог дотянуться. Даже если сейчас мы пошлем в Вавилон самого ловкого гонца на самом быстром коне, он домчится туда еще не скоро. Кто знает, что произойдет за эти дни.

– А ты, стало быть, – насмешливо проговорил Амердат, – тот, кого люди величают Даниилом, хотел бы оказаться в Вечном городе прямо сейчас?

– Да, именно так, – не замечая издевки в голосе, отчеканил Намму.

– Занятно. Очень занятно, – улыбаясь одними глазами, поинтересовался хронист. – Что бы стал ты там делать, пусть даже и с этим пергаментом, но без царя, без его воинов, без всего того, что придает легковесному слову силу закона?

– Я… – Даниил замялся. Грамотей был прав. Но собственное бессилие и невозможность изменить то, что представлялось ему ужасным и несправедливым, доставляли ему боль, не меньшую, чем удары бичом. – Я верю, что Господь всевеликий не оставит меня.

– Вот как? – Амердат улыбнулся, и эта неожиданно молодая улыбка на его старческом лице выглядела странно, точно проглядывала из-под актерской маски. – Слова, воистину достойные пророка Даниила. Стало быть, ты готов предстать, как есть, пред врагом своим, повинуясь лишь божьей воле и уповая на милосердие его? Не ропща? Не убоявшись?

– Да, это так! – запальчиво отчеканил царский советник. – Я верю, что истина восторжествует, ибо бог мой и есть истина!

– Что ж, – насмешка исчезла с изборожденного морщинами лица старца, – тогда вот тебе моя рука!

Гаумата слушал доклад, не сводя глаз с пылающего огня. Жрец, предсказатель по внутренностям жертв, с видом, полным достоинства, сообщал о результатах гадания на желчном пузыре.

– Когда я в первый раз глянул на него, то увидел, что желчный пузырь тонкий, словно игла.

– Это означает, что сбежит пленник, – неспешно растягивая слова, проговорил Верховный жрец.

– Истинно так, – подтвердил гадатель. – Но я счел это предзнаменование неблагоприятным и захотел проверить вышние знаки, осмотрев желчный пузырь иного животного.

– И что же?

– Левая сторона его набухла снизу.

– Уж лучше бы сверху, – вздохнул Гаумата. – Если память не изменяет мне, сие бы значило, что падет дворец врага.

– Все так, – вновь подтвердил созерцатель внутренностей. – Но и то предзнаменование, которое было явлено моему взору, тоже может почитаться хорошим. Оно недвусмысленно говорит о тяжелой заботе, которая лежит на сердце у врага.