Александр Тамоников - Клад тверских бунтарей

— Ты на совесть потрудился, Степан.

— Как же иначе? Ясно, что дело серьезное, коли сам князь слуге своему велит тайник делать.

— Где он?

— Рядом с тобой.

Князь посмотрел под ноги и опять ничего не увидел.

— Не тяни, Степан!

Тот смахнул с пола солому, дернул за огрызок какой-то веревки. Слева от князя поднялась крышка. Под ней скрывалась яма, отделанная камнем, с несколькими деревянными стойками, глубиной в аршин с лишним, столько же по ширине и длине.

— Хорошо! — оценил князь и достал из-под кафтана довольно большой, тяжелый сверток, передал его слуге и приказал: — Прячь это, Степан.

Коланов лег у ямы, опустил туда руку, аккуратно уложил сверток, сверху накрыл его старым, рваным тулупом, встал, захлопнул крышку, притрусил ее соломой.

— Запоров нет? — спросил князь.

— Есть, Александр Михайлович. Под кладкой обломок копья. Упирается в выступ. Со стороны посмотреть — обычное древко. Никому не нужное, потому как сломано у наконечника. А если сдвинуть его наперед до конца, то крышка замкнется снизу.

— А как открыть?

— Надо дернуть за веревку, как я и сделал. Но кому тут тайник искать?

— Потому я и велел сделать его у тебя.

— Извиняй, князь, в холстине что-то ценное?

— Бесценное, Степан.

— Каждая вещь имеет цену, князь.

— А вот скажи, какова цена жизни?

— Чего?

— Жизни!

— Ну, это другое дело.

— Так вот считай, что у тебя в клети сама жизнь и запрятана.

— Мудрено говоришь, Александр Михайлович.

— Как есть. Но все, мне пора возвращаться.

— Проводить?

— Нет, дойду сам. Одному проще.

— Лишь бы тебя нукеры Чолхана не приметили. Эти черти глазастые.

— Ничего, сумел выйти тайно, смогу и вернуться.

— Удачи тебе, князь. Береги тебя Господь!

— С утра быть во дворце!

— Само собой.

— О тайнике никому, Степа! Да, в нем сама жизнь, но она может обернуться лютой смертью.

— Помню.

— Глянь во двор.

Тверской князь убедился в том, что никого во дворе не было, вышел на улицу и направился к кремлю. Около двух часов пополуночи он уже спал.

Утром пятнадцатого августа князь со всем православным людом собирался на молитву в каменный Спасо-Преображенский собор. Сегодня отмечался день Успения Богородицы.

В это время в гостевую палату, где в княжеском кресле восседал ордынский посол, явились мурза Кульбеди и десятник нукеров Абдуллах.

Кульбеди приветствовал начальника и сказал:

— Чолхан, я прошу разрешения выехать на посад.

— Зачем? — спросил ордынский посол.

— Размяться, посмотреть, как сбор ясака идет.

Чолхан усмехнулся.

— Кого ты хочешь провести, Кульбеди? Баб собираешься посмотреть, взять какую-нибудь в наложницы.

— А хоть и так. Не имею права?

— Имеешь. Может, так и надо поступить, дабы поторопить князя со сбором дани. Ты говорил с ним насчет ее размера?

— Говорил. Дань прежняя. Еще подношения Узбеку, тебе и мне.

— Какие же?

— Три гривы царю Узбеку, две тебе, одну мне. Золотом.

— И князь согласился?

— А он мог отказаться? Князь созвал сход, на нем решили начать сбор дани.

— Хорошо. Ладно, езжай, но особо не лютуй.

— Для тебя наложницу найти?

— Если только пышную молодку. Ты знаешь, каких баб я люблю.

— Знаю.

— У мужей жен не отымать, как и девиц у родителей.

— Искать сирот да вдовиц?

— Лучше так. Хотя ладно. Делай все, что хочешь. Мы здесь хозяева. Урусы — наши рабы, тот же скот.

— Это другое дело.

Чолхан повернулся к Абдуллаху.

— А тебе что?

— Я тоже с просьбой.

— Говори.

— Дозволь с десятком выехать за город, поохотиться.

— Охота? Ну что же, нукеры не могут долго сидеть без дела. Только охрану оставь.

— Конечно, Чолхан. Один десяток поедет за город, другой при дворе останется.

— Хорошо. Что еще?

Больше ни мурзе, ни десятнику ничего не было надо. Они вышли.

Кульбеди подозвал нукеров из охраны дворца:

— Хамза, Назир!

Ордынцы подошли, поклонились.

— Поедем на посад.

Воины переглянулись.

Кульбеди усмехнулся и заявил:

— Погуляем немного.

— Так это мы с удовольствием, мурза! — воскликнул Хамза.

— Коней седлать!

— Слушаюсь! Только один вопрос.

— Ну?

— Десятник Абдуллах знает, что ты забираешь нас?

— Ему не до того. И потом, кто выше по положению, я или Абдуллах? Но если вы без личного разрешения десятника шагу ступить не можете, то оставайтесь, я других возьму!

— Нет-нет, мурза, мы поедем.

Они привели коней.

Потом все трое двинулись к посаду вдоль берега реки Тьмака. К этому времени почти все жители Твери вернулись в свои дворы. Никто не работал, праздник.

Ордынцы встали посреди улицы и осматривались, как хищники в поиске добычи. Так оно на самом деле и было.

Из проулка на улицу вышла женщина лет тридцати необычной красоты. Она была в праздничной одежде, голову накрывал платок, из-под которого выбивались пряди густых русых волос.

Ордынцы зацокали языками.

— Хорошая бабенка, — проговорил Хамза. — Я бы такую взял себе.

— А ну помолчи! — оборвал его Кульбеди.

Ему самому понравилась эта женщина. Не девица, конечно, но от такой получишь больше наслаждения, потому как она знает толк в любовных утехах.

Он направил коня к ней, но женщина завидела ордынцев, прошмыгнула в калитку ближнего двора и исчезла в доме.

Мурза усмехнулся и приказал:

— Хамза, со мной в дом, куда вошла баба! Ты, Назир, — в соседний двор.

Ордынцы спешились, привязали коней к изгороди. Кульбеди и Хамза зашли в ближний двор. Назир отправился в соседний.

Хамза ударом ноги выбил дверь. Мурза и нукер через сени дошли до комнаты.

Там у печи, обнявшись, сидели та самая баба, ее дочь лет тринадцати и престарелый мужик с округлой бородой, непрерывно кашляющий.

Кульбеди встал посреди светлицы, расставил ноги, поигрывал кнутом.

— Так у вас принимают дорогих гостей? — спросил он и усмехнулся.

Старик чрез кашель проговорил:

— Век бы не видеть таких гостей.

— Дерзок, смотрю, ты урус. Не надо так, себе хуже сделаешь. — Он поднял кнут, указал им на женщину. — Ты пойдешь со мной!

— И куда?

— Куда скажу, туда и пойдешь. Ты теперь моя наложница.

— А больше ничего не хочешь?

— И ты дерзишь. Это плохо. — Он повернулся к Хамзе и распорядился: — Забирай молодую девку, тащи во двор, там свяжи да кляп в рот вбей. Поведем ее к Чолхану.

Нукер двинулся к печи. Тут старик показал завидную храбрость и проворность. Он сорвался со скамьи, схватил вилы, стоявшие за ней.

— А вот я вас, басурмане проклятые!

Кульбеди на миг оторопел, отступил к Хамзе, но тут же пришел в себя, выхватил кривую саблю и одним ударом снес голову старику. Тот упал к оконцу, забился в судорогах.

Женщина и девчонка закричали.