Джон Шеттлер - Люди войны

— О чем вы говорите? — Сказал Волков, недоверчиво глядя на Карпова. — Вы хотите сказать, что позволите ему просто так уйти после подобного нарушения субординации? А что насчет «Орла»? Я скажу вам, куда пропала боеголовка!

Карпов бросил на него убийственный взгляд, и Капустин быстро вмешался, словно набрасывая на Волкова аркан.

— Волков, — резко сказал он. — Какое еще нарушение субординации? Вы либо не слышали, что сказал капитан Карпов, либо оказались недостаточно умны, чтобы услышать то, что услышал я. Я пойду вам на встречу, и предположу, что вы не глупы. Поэтому повторяю еще раз: вопрос закрыт. Полагаю, у меня есть достаточно информации для отчета, но готовить я его буду несколько недель. — Он посмотрел на Карпова и Федорова, а затем снова на Волкова. — Наша работа здесь завершена, и я полагаю, что у товарищей офицеров есть и другие дела.

— Но…

Волкову пришлось делать выбор между своим рвением и чутьем, требующим осторожности. Когда ставился вопрос, драться или бежать, он всегда выбирал драться. Но теперь он словно ощутил на шее прочную цель и понял, что ее конец прочно лежал в руке Капустина. Поэтому он подавил собственный протест, решив, что сможет каким-то иным образом решить этот вопрос по линии военно-морской разведки.

— Хорошо, — прорычал он. — Я подготовлюсь к отбытию. — Было ясно, что он был не рад. Он вылетел, бросив злобный взгляд на Карпова.

Капустин собрал вещи, затем посмотрел на Золкина, на Федорова, молча сидевшего у стены, и снова на Карпова. Капитан поднялся с места и напряженно замер, скрестив руки и сузив глаза.

— Вы знаете, — сказал Капустин. — Когда-то у меня была собака. Бельгийский Тервюрен по кличке Чанг. Великолепный пес. У него был самый толстый воротник, который я когда-либо видел. Они могут спокойно справиться с немецкой овчаркой, просто потому, что никакая другая собака не может вцепиться в этот воротник. — Он сжал пальцы. — Вы правы, капитан. Никто не может знать все. Даже генеральный инспектор российского флота, хотя я знаю больше, чем вы можете себе представить. На этот раз я не смог вцепиться в вас. Возможно, мы однажды поговорим об этом снова, но не думаю, потому что в одном вы правы. Мир катиться к черту, быстрее, чем мы оба понимаем, и я, например, не горю желанием в этом участвовать. Нам потребуются люди вашей породы, поэтому я дам вам заниматься более важными вопросами.

Капустин улыбнулся, поднял черную фетровую шляпу и медленно вышел. Никто не произнес ни слова, пока не стихло эхо его шагов.

Рыбацкая лодка направилась прочь от скалистого берега к северо-востоку от Гибралтара, в скором времени присоединившись к еще пятнадцати таким же, на котором рыбаки с почерневшими на солнце жилистыми руками выставляли сети в надежде поймать достаточно, чтобы прокормить себя и свои семьи и продать оставшееся на местных рынках.

Орлов сильно устал и спустился в небольшое помещение под палубой, чтобы немного поспать. Несколько часов спустя он обнаружил, что лодка лежит в дрейфе рядом с потрепанным старыми пароходом. Вскоре трое с лодки вместе с пассажиром особой важности вскарабкались по веревочным лестницами на палубу «Шаркёя», направившегося на восток через Средиземное море.

Нейтральная Турция пользовалась редкой в Средиземноморье привилегий, так как и страны Оси и Союзники были заинтересованы в то, чтобы переманить ее на свою сторону, дабы завладеть жизненно важными турецкими проливами. Вишистская Франция даже пыталась иногда маскировать свой торговые корабли как турецкие, дабы провести их мимо бдительных глаз англичан в Гибралтаре, и некоторым из них это удалось, в то время, как другие были захвачены более внимательными капитанами Королевского флота. К счастью, «Шаркёй» добрался до Стамбула с единственной тревогой, когда два итальянских самолета обошли его на малой высоте в сицилийском проливе. Еще раз какой-то корабль некоторое время сопровождал его в районе Мальты, а затем исчез в тумане, предоставляя незадачливый пароход собственной судьбе.

Орлов был доволен тем, что находился здесь, уже составив план, как устранит этих троих, зорко следящих за ним. Он отметил их привычки, смены и всякий раз думал, что сможет сбежать без особых проблем. Со временем он, однако, сошелся с высоким русским, Сергеем Камковым, с которым они проводили долгие ночи за разговорами, раскуриванием сигарет и распитием водки, имевшихся к Камкова. Орлов не мог сказать наверняка, но по некоторому хвастовству в его словах понимал, что Камков работал на советскую разведку.

— Англичане почти взяли тебя, — поддел его Камков. — Они собирались вывезти тебя на самолете в Лондон и там мехом внутрь вывернуть. Скажи, Орлов, почему ты им так нужен?

— Наверное, потому, что много знаю, — он сделал еще глоток водки.

— Да? И что же ты такое знаешь? Лобан обычно очень осторожен. Он еще ни разу не рисковал, выводя человека так, как он сделал с тобой. Наверное, решил что ты действительно крупная рыба?

— Крупная, просто от-такая. — Сказал Орлов. — Я могу рассказать тебе то, что тебя поразит, дружище.

— Так расскажи. Что в мешке?

— Каком еще мешке?

— Для диппочты, который дал мне Лобан. Что там такого особенного? Нам сказали не вскрывать его, или нам все пальцы пообрывают, и Лобан, похоже, не шутил.

— Ну, мне Лобан такого не говорил. Так что дай посмотрю, что там.

— Я так не думаю, — сказал Камков. — Путь полежит пока в рюкзаке. Похоже, ты все-таки не столько знаешь, как треплешься.

— А хер с ним, — сказал Орлов. — Там, наверное, моя беспроводная гарнитура.

— Беспроводная? Как она может быть беспроводная? От рации? Да как такое может быть?

— Там, откуда я родом, мы можем делать очень маленькие штуки. У меня был такие «беруши» с микрофоном и динамиком. Наверное, он их и засунул в этот мешок.

— Беруши? Быть не может. Такие маленькие? Кто мог их сделать?

— Не думай об этом, Камков.

Во всяком случае, это лучше, чем быть запертым в пещере под долбаной Скалой, подумал орлов. На Босфоре будет просто сбежать, когда мы туда доберемся. Он задался вопросом, что будет делать дальше.

Орлов не хотел иметь никакого отношения в войне на восточном фронте. Он знал, что где бы там не оказался он, вероятно, будет мобилизован и отправлен в ближайшую советскую роту, батальон или полк. Немцы уже заняли Крым и Севестополь, и вели бои за Новороссийск.