Виктор Сиголаев - Третий не лишний

– Слушай, Полинк… Полина. Я так понял, твой пропавший папа – хиппи?

– Давай не будем о нем.

– Ну да, не будем. Ты только на один этот вопрос ответь. Мне важно.

Малявка вздохнула.

– Он был… хиппи. Когда с мамой познакомился. Потом перестал. Они сбежали из коммуны и из Киева. Стали обычными людьми. Как все. Потом я родилась. Папа работал, а мама со мной сидела. А потом и мама пошла работать. На колхозных садах в пригороде. Меня с собой брала.

– А папа где работал?

– Где и все, на стройке.

– А строили что?

Полина выразительно на меня посмотрела. Так, как это умеют делать семилетние девочки, – демонстративно поджав губы и насупив брови.

– Это называется «один вопрос» у тебя?

– Ну, последний. П-пожалуйста…

– Не знаю я, что там строили. Там кругом стройки…

– Там – это где?

Девчонка резко остановилась и выдернула свою руку из моей ладони.

– Опять?

– Все-все-все! Ничего больше не спрашиваю. Пойдем.

Она, все еще подозрительно щурясь, медленно пошла рядом. Тут недалеко конечная остановка пятого троллейбуса. Нам туда. И что теперь, идти и молчать? За что мне это все? Вздорная девчонка. Папа-хиппи у нее уже вовсе и не хиппи. А Вуйчик хиппует, насколько я понял. Но папа Полины – строитель, и наш фигурант, по всей видимости, тоже. Слабенькое совпадение, если учесть, что по этим временам каждый третий вхож на стройку.

Почему я стремлюсь слить Вуйчика и папу Полины в одно лицо? Зачем мне надо совмещать несовместимое? Издержки интуиции? Или поиски легких путей? Блин, да это же легко можно выяснить!

– А как твоя фамилия, Полина? Мою ты знаешь – Караваев. А я твою – нет!

– Кравцова, – просто ответила девчонка. – И что поменялось?

Этот ребенок невыносим!

Ничего, блин, не поменялось. Кроме того, что моя версия о твоем папашке катится в тартарары. Сказала бы «Моя фамилия Вуйчик» – и все было бы чики-пуки. А то – Кравцова! На кой ляд мне нужен твой папа-Кравцов? Будь он хоть трижды заслуженным строителем, бывшим хиппи, или кем он еще там в молодости был?

Тем не менее вслух я произнес другое:

– Звучная фамилия. Кравцова. Знаешь, что обозначает?

– Наверное, «красивая». А ты по-другому думаешь?

– Нет-нет, что ты? – поспешил я согласиться. – «Красивая» тоже классный вариант. И к тебе здорово подходит…

– Это уже признание в любви?

Господи! А ведь эта девочка при знакомстве показалась мне такой скромной! Главное, что примечательно, тихой и неразговорчивой. Где ты, прежняя Полина? Кто подменил тебя на этого дьявола с косичками?

– Так… это…

Вот что тут ответить? Зараза мелкая!

– Ладно, можешь не напрягаться. Замуж за тебя никто и не собирается. Так чего там моя фамилия обозначает?

Почему кругом все люки закрытые? Эй, коммунальщики! Вы что, работать начали как положено? Когда не надо…

– «Кравец» – это портной в Малороссии, – без энтузиазма буркнул я. – А «Кравцова» выходит что-то типа его дочери. Или то, что принадлежит портному. Ответ на вопрос «Чья?». Кузнец – Кузнецова. Стрелец – Стрельцова.

– Козел – Козлова, – тут же ухватила идею Полина. – Каравай – Караваева. Так ты что, сын каравая? Или принадлежишь Большой буханке?

– Полин, вообще-то насмехаться над чужими фамилиями…

– А почему тебя зовут Витя, а не, скажем, Колобок? Или Бублик? Знакомьтесь, дети, это Бублик Караваев. А это его братик, Кекс Батонович. И сестричка Плюшечка…

Кажется, я начинаю понимать, почему романтические отношения между мальчиками и девочками начинаются лет с пятнадцати. Да потому что девочки до своего полового созревания просто не доживали бы! В пятнадцать хоть заняться есть чем. В смысле, много разговаривать не особо-то и нужно. Пара комплиментов – и… вперед. А мне-то что делать в свои восемь?

– Троллейбус! Бежим!

Может, тупо удрать от нее? Наверняка я быстрее!

Добежав до остановки, я в надежде оглянулся. Вредная девчонка даже и не собиралась ускоряться. Шлепала себе прогулочным шагом, рассматривая окружающую действительность с легкой полуулыбкой.

Ну, раз так, прощай, Полина!

Я сунулся было в салон троллейбуса и… тут же выскочил из него наружу. Заметил раньше, но дошло только внутри. Это «двойка». А нужна «пятерка». Троллейбус второго маршрута для запланированного путешествия не подходит. А мелкая, наверное, это заметила чуть раньше. И не особо торопилась. Ну все, конец мне…

– Что? Не тот троллейбус?

– Да уж… Гранаты у него не той системы.

– За державу обидно?

– Обидно.

– Но ты не расстраивайся, Бублик. Не сори крошками.

– Полин, можно тебя кое о чем попросить?

– Ладно. Не буду. Только и ты перестань умничать.

– А когда я умничал?

Дежавю?

Кажется, я недавно уже оправдывался на похожую тему.

А! Ирина. Сговорились, что ли, демоны в юбках?

– Мой папа не из будущего, – вдруг неожиданно сказала Полина. – Я действительно пошутила. Просто ты… как будто бы хотел это услышать. А я почувствовала. Поэтому и сказала…

– Как это?

Девчонка вздохнула и выразительно посмотрела на меня своими огромными глазами.

– Очень долго объяснять.

– Да у нас есть время. Ты уж потрудись.

– Нет.

– Почему?

– Потому.

– Ты нормальная?

– А ты?

Чувствую, начинается дискуссия, конечная точка которой будет звучать как «Ты дурак. Сама ты дура!». Моего преимущества в возрасте только и хватило на то, чтобы свернуть с этой проторенной бессмыслицы и буркнуть обреченно:

– Ладно, проехали. Не объясняй.

– Гляди! Кажется, «пятерка» подходит.

– Да-да. Вижу. Отойди от бордюра.

– Хорошо, папочка. Не переживай.

– Впрочем… можешь стоять где хочешь. А ближе слабо?

– Не дождешься.

Это точно не дождусь.

А вот сам я этот день переживу вряд ли.

Херсонес – одно из самых уникальных мест на Земле.

Ну, прежде всего возраст этого древнего человеческого поселения: две с половиной тысячи лет – это серьезный срок. Причем около двух тысяч из них город реально процветал и только пару последних веков лежит в руинах.

Колоритно так лежит, живописно.

Копаться в глубинах исторических коллизий Херсонеса – это значит обеспечить себя головокружительно увлекательным занятием, на которое без преувеличения можно потратить всю жизнь без остатка. Сами посудите – древнегреческий полис, словно наконечник боевого копья, выдвинут почти в центр Черного моря. И такая же боевая судьба: скифы, гунны, хазары, печенеги – все норовили его разграбить и разрушить. А город на протяжении всей своей истории существования отбивался как мог от любителей поживиться чужими богатствами.

К тем лихим парням можно добавить и нас, русичей.

Солнышко наше Красное, любимый и незабвенный князь Владимир, прежде чем принять христианство в Херсонесе, сначала его осадил по всем правилам военного искусства, через несколько месяцев соответственно захватил, а потом, как водится, и разграбил еще до кучи. Это уже только опосля будущий святой проникся благоговением и заставил местных священников (или все же вежливо попросил?) покрестить его и всю его бравую дружину. Ибо тенденция была. Хочется произнести «модная», но скажу – политически актуальная.