Джон Шеттлер - Огненный котёл

— Тогда будет достаточно артиллерийских установок. Наше преимущество в скорости и точности и точности стрельбы настолько высоки, что мы легко справимся с их крейсерами и эсминцами. Самсонов, доложить боезапас.

— Израсходовано 434 снаряда из 3 000.

— Отлично. То есть более 2 500 снарядов. Я предлагаю поднять Ка-40 для разведки. При включенных средствах РЭБ противник не сможет обнаружить его, кроме того, он способен защитится от всего, что может его атаковать. Помимо того, он может выставить буи, чтобы проверить пролив на наличие подлодок. Мы узнаем, что на руках у противника и сможем принимать более адекватные решения и наилучшим образом использовать оставшийся боезапас.

Федоров задумался.

— Это наш последний вертолет, — сказал он. — Но все же, думаю, будет неправильно держать его в ангаре, будто его у нас уже нет. Хорошо, мы рискнем. У нас достаточно топлива, особенно учитывая, что двух других вертолетов уже нет. Действуйте. Я должен доложить Вольскому о ситуации. Дальнейшие действия имеют решающее значение, и я должен держать его в курсе.

— Разумеется, — Карпов кивнул, хотя в душе хотел, чтобы они сами решили этот вопрос. Вольский был опытным и компетентным командиром, но Карпов полагал адмирала слишком осторожным и считал себя лучшим тактиком. Они преодолели уже тысячи миль через враждебные воды, и корабль хорошо себя показал. Он гордился собой и был уверен, что сможет завершить последний этап своего марафона благополучным прорывом в Атлантический океан.

Все изменили два рапорта. Первый из них поступил от командира дивизиона борьбы за живучесть Быко. Проблема находилась на корме, около которой пришлось два близких разрыва вражеских снарядов. Вода поступала в отсеки, в которых находились жизненно важные механизмы, управляющие гребными валами корабля.

— Поступление не сильное, насосы пока что справляются, однако ситуация может осложниться, особенно если мы продолжим следовать с такой скоростью. Если возможно, я прошу пару часов, чтобы исправить ее. Я не могу отправить туда людей, пока корабль идет на тридцати узлах.

Это навалилось на Федорова, словно тяжелая ноша. Они не могли лишиться преимущества в скорости. Соединение «Z» следовало за ними, он ответил Быко, что требовалось поддерживать ход еще два часа, чтобы увеличить разрыв с кораблями противника, а затем он прикажет уменьшить скорость. Пока Роденко мог видеть корабли противника, они могли предпринять любые действия в случае, если противник попытается сократить дистанцию. Это было еще одним большим преимуществом, которым обладал «Киров». Он мог видеть противника и вести бой на большой дистанции, как в эпоху Второй Мировой войны могли только авианосцы. Единственная проблема заключалась в том, что отправляемые к целям ракеты уже не возвращались обратно.

Когда он уже собирался покинуть мостик, появилась вторая проблема, на этот раз от Николина. Молодой лейтенант сидел на своем посту, усталый, но справляющийся, однако явно ждал, когда же его вахта закончится. Затем он услышал в гарнитуре нечто странное, что немедленно привлекло его внимание. Это был устойчивый сигнал, и вскоре он понял, что передача шла старой азбукой Морзе. Сначала он подумал, что это был простой радиообмен между кем-то из множества кораблей и баз в этом районе, однако, будучи человеком любопытным, он начал слушать его. Сообщение повторялось снова и снова. Он начал записывать его на листе блокнота, но выходила полная ерунда, так как он предполагал, что передача шла на английском. Возможно, это был испанский или даже французский радиообмен. Однако затем что-то в голове щелкнуло, и он узнал русскую кодировку Морзе, содержащую уникальные сигналы для передачи специфических букв алфавита. Он сразу же все понял, начав записывать. Тире-тире-тире… Точка-тире-точка-точка… Он записал последний набор букв ниже первого, а затем уставился на запись в полнейшем удивлении. «НИКОЛИН». Оно повторялось три раза, а затем шли еще два слова.

— Товарищ капитан… — Ошарашенно сказал он. — Получено странное сообщение. — И Федоров и Карпов повернулись к нему.

— Николин, не стоит просто сидеть с таким лицом, — сказал Карпов. — Что случилось?

— Товарищ капитан… Это была передача азбукой Морзе, русским кодом. Посмотрите, что здесь!

Карпов подошел к его посту в некотором раздражении, но увидев, что записал Николин, повернулся к Федорову явно обеспокоенным.

— Что там? — Спросил Федоров, задержавшись у люка.

— Моя фамилия, — сказал Николин. — Повторяется три раза, а потом еще два слова: ты лох. Повторилась три раза, затем я потерял сигнал.

— Русской морзянкой? Ваша фамилия?

— Моя фамилия — Николин. Товарищ капитан… — Он закусил губу, а затем выпалил. — Я играл в карты с Орловым после вчерашнего обеда. Я тогда думал, что у меня выигрышная комбинация — две пары, но Орлов взял последнюю карту… После чего сказал: «Николин, Николин, Николин — ты лох», а потом выложил карты и у него был пять пик.

Часом позже Карпов и Федоров явились в лазарет к адмиралу Вольскому. Их лица были мрачными и обеспокоенными.

— Я полагал, что наконец-то смогу отдохнуть от головной боли, — сказал Вольский. — А затем снова начались пуски ракет и стрельба. А теперь это? Почему не доложили раньше?

— Виноват, товарищ адмирал, — сказал Золкин. — Это было мое указание. Федоров сообщил мне, пока вы спали. Я решил, что это может подождать.

— Итак, вы полагаете, что Орлов жив? И это он отправил сигнал?

— Так точно, — сказал Карпов. — Это на него похоже. Он, должно быть, покинул вертолет прежде, чем тот был сбит, и теперь издевается над нами. Однако вертолет уничтожен, об этом не беспокойтесь.

— Это понятно, так что меня беспокоит именно Орлов! Он не историк вроде Федорова, но знает достаточно, чтобы создать проблемы, если откроет рот.

— Но кто поверит тому, что он скажет? Кроме того, он сейчас в Испании и знает только русский. Никто его даже не поймет. Да, он способен на некоторые пакости. Ему нужны будут еда и деньги, а также новая одежда. Так что он, вероятно, причинит кому-то вред, чтобы получить то, чего хочет, а затем напьется в каком-нибудь кабаке и привлечет внимание. За это его арестуют и посадят до конца войны. Возможно, это пойдет ему на пользу.

— Надеюсь, что все будет именно так, — сказал Вольский. — Но я ознакомился с его делом, когда прибыл на корабль. Прежде, чем придти на флот, он имел дело с некоторыми очень темными личностями. Он хитер и безжалостен. Посмотрите, как он спланировал свой побег. Ситуация может быть намного опаснее, чем мы предполагаем. Не удивлюсь, если его так и не схватят. Что он сделает тогда? Скажу точно, он не станет оставаться в Испании. Он попытается пробраться в СССР, если сможет, и вот тогда начнутся настоящие проблемы.