Джон Шеттлер - Огненный котёл

— Понятно… — Тови на мгновение замолчал, задумавшись. — Это оружие, примененное вами… На данный момент оно, безусловно, опережает все, на что способны мы, отличается от всего, что мы когда-либо видели. Разумеется, ракеты столь же стары, как и порох, но все же вы, как мне представляется, улучшили их… достаточно пугающим образом. По крайней мере, для тех, кто столкнулся с вашим оружием и погиб.

— Об этом я действительно сожалею. Должен сказать вам, что я тоже потерял многих людей, которых бы хотел видеть на своих постах этим вечером. Но к чему это все? Сожалеть о них я буду в свое время.

— Тогда какой стране вы служите, адмирал? Вы не немцы, как мы думали изначально, не итальянцы и не французы, как хотели в этом нас убедить. Вы определенно русские, но утверждаете, что не имеете отношения к Советскому Союзу, нашему союзнику на данный момент, как, я надеюсь, вы знаете.

— На данный момент, — сказал Вольский, понимая, что обмолвился слишком сильно.

Адмирал Тови, — сказал он более спокойным тоном, намереваясь перевести дискуссию в новое русло. — Ничто из этого сейчас не имеет значения, и я не вижу смысла это обсуждать. Вы находитесь там, мы здесь. Нас разделяет тонкая граница между морем и океаном, которую, похоже, не удастся пересечь никому из нас. И, тем не менее, мы должны попытаться сделать это.

Тови задумался. Его глаза од тонкими бровями прищурились, губы сжались.

— Адмирал, я должен вам сказать, что я привел сюда свой флот, чтобы покончить с вашим кораблем и отправить его на дно, если только смогу. Океан широк, и может казаться подвластным одному Богу, но в данный момент, когда я стою здесь, перед вами, он подвластен Королевскому флоту и Британской империи, которая создала его.

— И в этом и состоит разница между нами, — ответил Вольский. — Ибо я никогда не посягал быть первым после Бога и не привел сюда свой корабль, чтобы бросать вызов вам или вашей стране. Я признаю, что на моем корабле есть офицеры, которые не желали вам добра, когда началась эта битва, но я не намерен бросать перчатку вашей Империи или оспаривать у вас владение этими водами. Вызов бросили ваши корабли. Мы защищали себя. С обеих сторон были погибшие, и я лишь ищу способ покончить с этим кошмаром и вернуться домой. Да, адмирал. Если вы хотите знать правду, я лишь пытаюсь найти дорогу домой.

— И вы даже не можете сказать, где это? Откуда вы нарисовались?

Николин с трудом перевел последнюю фразу, так как понял достаточно, чтобы осознать, что Тови выражает определенный гнев.

— Он хочет знать, откуда мы взялись, товарищ адмирал, и, похоже, несколько злится.

— Можете сказать так: откуда вы, черт вас подери, — сказал матрос, стоящий рядом с Тови.

Вольский кивнул.

— Говорю вам в третий раз: я не могу ответить на этот вопрос. Скажем так, вы, возможно, не поймете, что я имею в виду, но, думаю, поймете со временем. — Он указал на высокий кусок крепостной стены на склоне над ними, обратив внимание на казематы береговых батарей у ее подножья. — Мой помощник Федоров говорит, что эти стены были построены маврами в двенадцатом веке. А ниже находятся батареи, которые занимают люди, охраняющие эти воды сегодня. Несколько столетий назад хозяином этих вод был марокканский халиф. Сегодня этот путь охраняют ваши корабли и люди. Но если бы ваш флагман прибыл сюда, адмирал, и обнаружил, что казематы пропали, а на острове остались только стены этого замка? Что, если бы вам встретились мавританские мечники и лучники, которые заявили бы вам, что все вокруг до последнего камня, является владениями Абдула Ар Рахмана? — Вольский бросил взгляд на Федорова, слабо улыбнулся, а затем продолжил.

— Все меняется, адмирал Тови. Все меняется. Я не могу ответить на ваши вопросы в большей степени, чем вы бы смогли объяснить свое существование людям, построившим эту крепость. Я могу сказать только одно: если вы попытаетесь отправить мой корабль на дно, я буду вынужден помешать вам это сделать. Да, ваш Королевский флот здесь, без сомнения, с вашими лучшими кораблями, но их будет не достаточно, адмирал. Я не хотел разрушений, которые принесли наши встречи в море. Среди моих старших офицеров имело место несогласие относительно того, что нам делать и какую силу нам следует использовать. К сожалению, я оказался нездоров, и командование кораблем принял другой офицер, имевший совершенно иную точку зрения. И все же, как бы мне не не хотелось поступать подобным образом, я должен сказать вам, я смогу это сделать. Мой корабль способен пройти этим проливом и пробиться в открытое море силой, если это будет необходимо, и вы не видели даже малую долю того, на что мы действительно способны в бою.

Тови нахмурился, выражение его лица потяжелело, но Вольский продолжил, добавив в голос больше человечности и без единого намека на браваду.

— Итак, мы оба колотим себя в грудь, как два старых дурака, но, тем не менее, мы должны решить, что делать дальше. Мы можем принять решение, как два противоборствующих адмирала, или же как люди, лицом к лицу. Мы можем использовать наши военные корабли, чтобы решить наш вопрос, или же использовать разум, или даже что-то иное. Один великий русский писатель как-то сказал: «Чтобы поступить действительно разумно, нужно нечто большее, чем разум». Мы должны найти это, найти оба, или же еще многим придется заплатить своими жизнями за нашу глупость.

Тови задумался. Да, теперь у них был способ уладить этот вопрос мирно, без потери человеческих жизней или кораблей. Если он вступит в бой, на который так спешил, что остается от его флота, даже если он победит? Но как он мог позволить кораблю, обладающему такой силой, выйти в Атлантику, через которую проходили жизненно важные для Империи морские пути, заполненные жирными конвоями, охраняемыми мощными соединениями военных кораблей, подобные тому, который они только что с таким риском попытались провести к Мальте. Если он позволит этому кораблю пройти, этим морским путями может быть создана самая серьезнейшая угроза. От его решения мог зависеть исход всей войны. Загадочный корабль был здесь и сейчас, прямо перед ним, и он подумал, будет ли у него подобная возможность снова. Он кашлянул и сказал то, что думал.

— Я должен обеспечить безопасность наших морских путей, сэр. Уверен, что вы понимаете это.

— Адмирал, я понимаю, что сейчас настал одиннадцатый час, и вы опасаетесь, что может настать полночь, так что позвольте мне сделать вам предложение. Я ищу перемирия в этой нашей личной войне посреди войны полномасштабной. Вы достаточно заняты борьбой с немцами и итальянцами, верно? Поэтому я прошу вас оставить мой корабль в покое и предоставить нам право пройти через пролив в открытое море. Если вы хотите знать мои намерения, я прямо говорю вам, что у меня нет никаких враждебных вам целей, и я не намереваюсь вступать в сражения с вашим флотом или флотом какой-либо иной страны. Что же касается безопасности ваших конвоев, я должен оставить этот вопрос вам, но даю вам слово, что мой корабль не атакует ни одного грузового судна любой стороны этого конфликта. Это мое слово. — Он прервался, позволяя Николину закончить переводить, глядя на лицо Тови в поисках ответа.