Ольга Антер - Тени сознания

– Нет.

– Жаль. В них злодеи заточают красавиц в башни, лишают любой связи с миром. Лишь изредка заходят к когда-то неприступным, гордым девам.

Ян отхлебнул из горлышка, поставил бутылку на пол.

– День проходит за днем, неделя – за неделей, – задумчиво проговорил он, расстегнул пуговицы на манжетах и принялся медленно подворачивать рукава. – Одиночество разъедает душу, делает жизнь невыносимой. Враг, мучитель и изверг становится единственным, что может изменить течение бесконечных серых часов. Его прихода ждут поначалу, как возможности убежать. Потом – как величайшей радости. Возникает извращенная любовь, болезненный синдром, от которого почти невозможно избавиться.

Криво усмехнувшись, он чуть подался вперед.

– Самое главное – не забывать, кто на самом деле хозяин, и не возвращать свободы.

Ян подсек стройные ноги, и Аори, невольно вскрикнув, рухнула прямо на него.

Вино затуманило сознание, притупило рвущую грудь боль. Ненамного и ненадолго. Приходилось глотать стоны, давить в себе крики, лишь бы не доставить ему еще и этого удовольствия. Будто это могло что-то изменить.

Забываясь, Аори пыталась вырваться, вспомнить и применить хоть один из приемов, чему учил Зин. Но тело ослабло от времени и голода, не хотело слушаться, и все, чем оканчивались эти жалкие попытки, – довольный смех Яна. Он без труда удерживал тонкие запястья в одной ладони.

Всего один раз ей удалось пнуть его достаточно сильно, так, что глаза превратились в две щели, полные темной ярости. От пощечины голова мотнулась вбок, в ушах зазвенело так, что Аори едва различила ставший хриплым голос.

– Как же пьянят чувства того, кто оказался на грани, потерялся в отчаянии… Особенно, если ты сам создаёшь эту грань, держишь жизнь в своих руках.

Она почувствовала его пальцы на шее и не сдержала вздох облегчения. Неужели конец?

– Нет-нет. Не так просто! – ухмыльнулся Ян.

В рот снова полилось вино, и разум окончательно отстранился, потух вместе с погашенными графом лампами. Единственное бра тускло светилось над головой, не разгоняя тьмы, и Аори бездумно прикипела к нему взглядом.

Ян толкнул ее. Грубо, так, что дернулась голова и затылок ударился о подлокотник. Он тут же навалился сверху, жадно и поспешно, словно голодный пес, тычась влажным ртом в ее грудь и живот. Руки графа прижали ее собственные к бокам, не давая вырываться, и толстые пальцы постоянно дергались, стискивали кожу, сжимались и разжимались, накачивая Яна ее болью.

Ночь тянулась, темная и бесконечная. Все, что ее составляло, выжигало саму суть Аори, заставляло забыть, кто она, где и зачем вообще существует.

Густой воздух, насыщенный чужими запахами. Горячечное тепло. Ритмичные движения, тихий шорох тканей, касающихся кожи. Каждое такое прикосновение – будто наждачной бумагой.

Концентрированная ненависть, по капле собирающаяся в душе.

Аори погружалась в темную, отдающую болотной сыростью глубину чужого удовольствия. Своя память, свои ощущения терялись, изменяли ей. Она на мгновения оказывалась в совершенно других руках, чувствовала другого человека, забывалась в неожиданном счастье, а потом будто падала на мокрый, искрошившийся лед, когда Ян, насытившись, обрывал наваждение.

Ему нравилась эта игра, нравилось поднимать Аори на качелях чувств. Вверх и вниз, от недоверчивой радости к ошеломляющему отчаянию. От секунд, когда она тянулась навстречу, всем существом, каждым движением и вдохом, и до самого осознания, когда глухое рыдание невозможно удержать даже запредельным усилием воли.

Ян не спешил, сдерживал себя. Разве физическое удовольствие – главное? Тело невозможно искривить, извратить и вывернуть наизнанку. Но можно проделать это с сознанием и черпать эйфорию горстями, пить глоток за глотком из неиссякающего источника.

Его нервы напрягались до предела, вслед за ее отчаянием он достигал пика наслаждения, срывался, будто в горный обвал, недолго отдыхал – и снова касался ее кожи, снова впивался крючьями особенности, дергал и дирижировал, получал то, что хотел, и еще многое – сверху, от нее самой, не умеющей сдаваться и покоряться.

Он устал под утро, когда непроглядная темнота за окном принялась сереть. Еще не проявляя красок, но делая звезды тусклее. То самое время глубочайшей тишины, которую рассеивает ненадолго шорох шин неурочного автомобиля и стихает, и все, больше ни звука, ни дуновения ветра.

Аори лежала на спине и смотрела на расплывающийся силуэт бра. Узоры на ткани вились, словно змеи, ей казалось, что они пульсируют, свиваются в темные клубки. Вот одна из них упала на живот, принялась елозить по нему, холодный хвост скользнул между бедер. Точеная голова с тремя светящимися желтым гляделками приблизилась, раздвоенный язык обмахнул распухшие, не раз прикушенные губы.

Она закрыла глаза, пытаясь укрыться от горящего взора, но он проникал сквозь веки, жег презрением. Тело свело короткой судорогой, и сознание окончательно с ним рассталось, рухнуло на Грань в полном одиночестве, как ни пыталось остаться единым целым.

Ян убрал руку с живота Аори, когда она отключилась, перестала реагировать на прикосновения ненавистью, уже окрашенную тонами сумасшествия. Через силу он заставил себя подняться, накинуть загодя приготовленный халат и неторопливо, вразвалку, отправиться в безопасную, лишенную острых предметов и изнасилованных девушек спальню. Туда, где мягкие подушки и теплые одеяла обещали самый лучший, самый комфортный отдых полному приятной усталости телу.

– И снова здравствуйте! – едкий голос прозвучал над головой, и Аори со стоном открыла глаза.

Две мохнатые ступни, украшенные мощными когтями, нетерпеливо притопывали. Конечно, не сами по себе, хотя на Грани и такому зрелищу удивляться не стоило. Вверх уходили кривые лапы, согнутые в обратную сторону в коленях, переходили в толстые ляжки и остальное, вкупе составляющее известного Аори волколака.

– Не понял, – Веррейн недовольно наклонил голову и вытянул морду. – Ты чего это опять в разобранном виде? Где тушка?

– Я пыталась, – она сплюнула, но песок все так же скрипел на зубах. – Не вышло.

– Вставай?

Он действительно спросил, а не приказал, и протянул темную лапу, предлагая помочь. Аори без особого страха ухватилась за нее и встала.

Синяя ткань плеснула по босым ногам – платье, которого в реальности на ней давно уже не осталось.

– Связи готовы, – Веррейн медленно обошел ее кругом, разглядывая что-то, видимое ему одному. – А ты опять здесь. Хрень полнейшая. Не похоже, что тебя держит на изменение.

– Зато у меня снова две руки, а не четыре, – она хрипло рассмеялась и помахала ладонями в воздухе. – И змея уползла. Хотя четырьмя руками ее держать куда удобнее. Не знаю, что бы я с ней делала. Говорят, надо откусить ей голову, а если попадется ядовитая?