Геннадий Марченко - Вращая колесо Сансары

«Ф-фух, прокатило, – думал я, покидая здание на Старой площади. – Причём прокатило не в самом плохом варианте. Жаль, что с идеей акции не выгорело… А тут я ещё ухмыляюсь портрету Шелепина. На фоне легенды о нашем родстве Суслов мог это воспринять в каком угодно ключе».

Весь погружённый в свои мысли, я на автомате поймал такси и так же, в мыслях о грядущем фестивале и недавней встрече с Сусловым, доехал до дому. Поздоровался с парой бабушек у подъезда, одолел первый лестничный пролёт… и увидел сидящую на подоконнике Светлану Фурцеву.

В первый момент я её даже не узнал. Куда делась та жизнерадостная, пышущая здоровьем молодая женщина? Теперь это была её бледная исхудавшая тень. Тёмные круги под глазами делали её похожей на Наталью Варлей в образе панночки, которая в гробу летала перед охреневшим Хомой.

– Привет! – сказал я, не зная, что ещё можно произнести в этой ситуации.

– Привет, – тихо ответила она. – У тебя нет сигаретки или папиросы?

– Ты же знаешь, у меня режим, с вредными привычками строго.

– А я вот не могу бросить… Никотин меня хоть немного успокаивает. Час назад последнюю выкурила.

А окурки, получается, прямо в эту открытую форточку бросает, на голову сидящим у подъезда бабулькам. Или их ветром сносит? Вполне вероятно, ветерок сегодня серьёзный, иначе, упади им «бычок» за шиворот, старушки мигом всех на уши подняли бы. А вообще странно, что человек столько времени сидит в подъезде и никто и ухом не повёл. Я за пять лет в этом мире уже привык, что советские люди обязательно поинтересуются у праздно торчащего в подъезде неизвестного, к кому он, кого ждёт, а уж бабушки и вовсе всю душу вытрясут. Тем более у нас пятиэтажный дом, без лифта, всё движение по лестнице.

– А что стряслось, почему такой… вид?

– Что, плохо выгляжу?

– Да не то чтобы плохо… Но сильно отличаешься от той Светланы Фурцевой, которую я видел год назад.

– Что ж вы меня все по девичьей фамилии склоняете? – грустно усмехнулась она. – Я ведь уже несколько лет Козлова. Так и норовите напомнить, кто моя мать.

Я на мгновение растерялся. Действительно, я и сам как-то привык проводить непосредственную параллель между Фурцевой-старшей и её дочерью.

– Ладно, больше не буду… А здесь-то что делаешь? Ждёшь кого?

Ответ на этот вопрос я знал заранее, поэтому не особенно удивился, услышав:

– Ага, жду. Тебя. Меня тут бабки за твою поклонницу приняли, я не стала отнекиваться. В какой-то мере да, поклонница. А они мне, мол, шляются тут, все стены в подъезде исписали. – Она выжала из себя страдальческую ухмылку.

Насчёт стен бабки были правы, но это было преимущественно до моего отъезда в Англию. Потом фанаты поутихли. Странно, что сейчас и в самом деле их не наблюдается, всё ж таки многие через газеты и ТВ узнали, что я вернулся, чтобы выступить на фестивале.

– Так ты что, просто поговорить хотела или… – Я запнулся, не зная, как выразить свою мысль. – Извини, домой не приглашаю, ребёнок маленький. Да и жена… может неправильно понять. Если хочешь, давай посидим где-нибудь в кафе, что ли…

– Господи, какое кафе?! – простонала Светлана, глядя на меня повлажневшими глазами. – Я же к тебе пришла! Ты понимаешь, что я не могу без тебя жить?! Вот, смотри. – Она закатала рукава платья, показывая бело-розовые шрамы на запястьях. Вот же, ведь Фурцева-старшая не раз вскрывала себе вены – если верить некоторым историкам, – начиная примерно года с 1960-го, и дочка идёт проторенной дорожкой. – Это из-за тебя! – В её голосе уже ощущались нотки истерики. – Неужели ты ещё тогда, год назад, не понял, что мне нужен только ты?! Да я пить начала из-за тебя! Я вены из-за тебя резала!

– Свет, давай успокойся, и мы поговорим, как взрослые люди. – Я обнял её за вздрагивающие плечи. Ох, как же я ненавижу успокаивать плачущих баб! – Ну всё, прекращай плакать, у тебя же тушь потечёт… Хотя какая тушь, ты же без косметики. Нельзя так себя запускать женщине в самом расцвете лет. Ладно, где у тебя носовой платок? В сумочке? Щас…

Порывшись одной рукой в её ридикюле, извлёк оттуда практически чистый носовой платок и принялся вытирать слёзы на лице своей воздыхательницы. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из соседей мимо прошёл. Новость, что Егор Мальцев обнимается с какой-то плачущей женщиной, тут же разлетится не только по дому, но и по Москве чего доброго. Объясняйся потом с супругой, а оно мне надо? То-то же.

– Как ты, успокоилась немного? – спросил я, убирая платок обратно в сумку.

Я взял её лицо в свои ладони, поднял, вглядываясь в чёрную глубину зрачков. Сейчас это всё ещё всхлипывающее существо выглядело настолько затравленно, что в порыве жалости захотелось его прижать к себе и зарыться лицом в растрёпанные волосы. Однако это дало бы Светлане повод на что-то надеяться, а я не хотел вводить её в заблуждение относительно перспектив наших отношений.

– Егор, скажи, что ты меня любишь, – прошептала она, не сводя с меня полного надежды взгляда.

– Свет, я люблю тебя как друга, но как женщину я могу любить только свою жену. Ты же сама всё прекрасно понимаешь.

– Ах так!

Она резким движением расстегнула молнию на боковом кармане сумочки, и спустя секунду я увидел в её руке складной нож с уже выдвинутым лезвием.

– С венами не получилось, а с артерией получится.

Дальше я действовал на автомате. Тыльной стороной левой руки я подбил её правую руку, сжимавшую несущийся к шее нож. Но немного не успел – Света самым кончиком оцарапала себе шею. Правой рукой удержал её кисть с ножом над головой и резко выкрутил.

– Ой, мамочки! Нож с глухим звоном упал на плитку лестничного пролёта. Светлана в ужасе смотрела на меня, прижав ладонь к своей шее. Я же, всё ещё на адреналине, не без труда оторвал её руку от раны.

– Ерунда, небольшой порез, – выдохнул я, чувствуя, как меня понемногу отпускает. Снова достал из сумки носовой платок, приложил к ранке. – Прижми, сама будешь держать. Думаю, даже швы накладывать не придётся… Ох ты ж дура, а! И мозги у тебя куриные!

Наклонившись, чтобы подобрать нож, в последний момент передумал брать его за ручку, подцепил аккуратно двумя пальцами и опустил в карман своего пиджака. Ещё не хватало отпечатки оставлять, чтобы потом мне покушение на жизнь министерской дочки приписали. Пусть пока у меня побудет, если что – на нём пальчики только Светланы.

– Ты мне чуть руку не сломал, – всхлипнула она, прижимая платок к шее левой рукой и тряся кистью правой.

– А нужно было бы, чтобы больше не хваталась за что ни попадя. Это ж надо до такого додуматься!.. Пошли.

– Куда?

– Куда-куда… К матери твоей поедем, пусть разбирается с дочуркой, а я умываю руки.

– Я не поеду к ней. – В её голосе снова начали прорезываться истерические нотки. – Лучше я вены себе перегрызу, не хочу её видеть!