Руслан Мельников - Орден

— Я просто хотел показать, — пояснил Бурцев, стараясь не делать резких движений. — Это одна из тех вещей, которые легко принять за магические артефакты, но которые на самом деле таковыми не являются.

Он открыл окуляры бинокля, протянул оптику князю. Александр взял, недоуменно и настороженно покрутил в руках…

— Что там блестит? Магические кристаллы?

Ну вот, опять двадцать пять!

— Не магические и не кристаллы, княже, а лин… ну, специально обработанное стекло. В нем-то и кроется весь секрет. Искусных заморских мастеров то работа, — соврал Бурцев для пущей важности. Не таких уж, собственно, и заморских. Завременных скорее…

— И что мне с этим делать?

— Направь на меня, прислони к очам и взгляни, — проинструктировал Бурцев. — Там есть гм… два таких маленьких окошка для глаз.

— Княже, не нужно этого делать! — встревожился Савва. — Если этот человек пришел со злым умыслом, ты можешь ослепнуть от его чар.

— Тогда ты его убьешь, — распорядился Александр.

И смело глянул в бинокль.

И отпрянул, едва не выронив немецкую оптику. Князь был бледен.

Савва взмахнул мечом.

— Стой! — Ярославич едва успел остановить верного слугу.

Князь проморгался, снова посмотрел в бинокль. Перевернул, взглянул с другой стороны. Мотнул головой, не понимая, не веря собственным глазам.

— Ты, Василий, становишься то огромным, то маленьким, и вход в шатер позади тебя тоже, и люди, что сидят у входа… Как тебе такое удается?

— Морок! — подскочил боярин с коротким мечом. — Никто здесь не уменьшался и не увеличивался! Колдун наводит на князя морок!

— Что скажешь, калика? — нахмурился Александр. — Игнат вот утверждает, что все-таки не обошлось без чар?

Глаза князя смотрели строго и жестко.

— Это не морок, княже, — спокойно ответил Бурцев. — Вещь, которую ты держишь в руках, создана специально, чтобы приближать к оку то, что недоступно простому взору. С ее помощью можно разглядеть вражеское войско на таком расстоянии, на котором его не различит даже самый зоркий глаз. Ну, а если взглянуть с обратной стороны, тогда даже человек, стоящий вблизи, покажется недостижимо далеким. Но с обратной стороны смотреть неудобно. Потому как не предназначена эта вещь для того.

— Морок! Морок! Морок! — сварливо твердил недоверчивый боярин.

Упрямца оборвал здоровяк с булавой:

— Помолчи, Игнат. Даже ребенку ведомо: чтобы навести морок, нужно время. И заклинания нужно творить. А этот, — кивок в сторону Бурцева, — не двигался и молчал, пока князь смотрел. Даже губами не шевелил — я специально наблюдал.

— Он мог произнести свои поганые колдовские слова заранее, — не унимался тот, кого называли Игнатом. — Ты славный воин, но плохо знаешь коварных ведьмаков, Гаврила, свет, Алексич.

У-пс! Еще одно знакомое по школьной программе имя. Еще один герой Невской битвы? Тот, что прямо на коне ломился на шведскую ладью по сходням, пока его не сбросили в воду. Кучу знатных рыцарей завалил в той рубке витязь Гаврила. Вроде как даже свейские епископ и воевода от его руки пали. А от такой ручищи падешь, пожалуй.

Бурцев покосился на грозное оружие Алексича. Хм, если он и на Невском берегу орудовал своей булавушкой, тогда понятно, зачем к кораблю полез. Такому детине, верно, под силу проломить хоть днище шведской посудине, хоть борт где-нибудь пониже ватерлинии.

— Так, по-твоему, Василий заранее знал, что князь возьмет из его рук эти кристаллы для глаз и станет смотреть в них? — спросил, нахмурясь, Гаврила боярина.

— Сатанинскому отродью, коим является все колдовское племя, известны соблазны, перед которыми трудно устоять.

— Ты хочешь сказать, Игнат, что князь наш Александр Ярославич, истинный оплот веры православной и земли святорусской, падок до соблазнов нечистого?

В голосе Гаврилы зазвучала нехорошая хрипотца вскипающей ярости. Безразмерная ладонь богатыря легла на рукоять булавы. Алексич медленно приподнялся. Вскочил и сидевший подле него бугай топором и рогатиной. Паренек, поразивший Бурцева сходством с князем, тоже уже стоял на ногах, лез вперед Савва с обнаженным мечом.

Лицо Игната вмиг сделалось белым и каким-то размазанным, будто известковые разводы на стене. Что, боярин, сгоряча ляпнул недозволенное? До смертоубийства, однако, дело не дошло.

— Ти-хо! — прикрикнул на спорщиков Ярославич. Да так прикрикнул, что вздрогнули все присутствующие. И Бурцев — чего уж там — вздрогнул. Правду, блин, писали летописцы о трубном гласе Невского — не соврали, не покривили душой пергаментомараки.

Впрочем, Александр не только кричал, но и действовал. Одной рукой отпихнул назад — за спину — слугу-оруженосца. Другой схватил и без лишних церемоний силой усадил на лавку вспыльчивого юнца.

— Стой где стоишь, Савва! А ты, Андрей, не лезь поперек старшого брата! Гаврила, ты тоже сядь! Сядь, говорю, а то сапоги ярловы отниму!

Неожиданная угроза возымела действие: богатырь с булавой в страхе занял прежнее место. Спешно упрятал ноги под лавку — подальше от глаз разгневанного Александра.

«А сапожки-то, в самом деле, непростые, — усмехнулся про себя Бурцев, — у шведского ярла отобранные! Дорожит, видать, ими Гаврила, ох, дорожит».

— И Мишу посади, — рыкнул князь напоследок. — Пусть среди пешцев своих норов показывает, в сече с ворогом да в кулачных боях на Волхве, а не в княжьем шатре. Здесь ему не свейская ладья!

Лапа Гаврилы цапнула за пояс воина с рогатиной, оттащила обратно, шмякнула пятой точкой об лавку — аж дерево затрещало. Бурцев снова улыбнулся — незаметно, едва-едва, лишь уголками губ. Кажись, Мишу этого он тоже знает. Писали и о нем летописи: кулачный боец, что со своей пешей дружиной потопил в Неве три шведских корабля. Ба, как говорится, знакомые все лица!

В шатре тем временем стало тихо необычайно. Александр снова угрюмо взирал на Бурцева:

— Продолжай… Говоришь, не насылал морока-то?

— Нет. Никому морочить голову я тут не собирался. То, что видел ты, князь, увидит и любой другой. Пусть попробует кто-нибудь из твоей свиты. Я ведь не мог заготовить заклинания для всех сразу. Я и понятия не имел, кто будет сидеть сейчас рядом с тобой.

— А ведь верно… — Ярославич обвел взглядом соратников. — Ну, кто смелый?

Первым заглянуть в «магические кристаллы» решился Савва. Ничего страшного с ним не стряслось. Разве что переменился в лице княжий оруженосец, как громом пораженный, да перекрестился спешно. Остальной народ был заинтригован. Потянулись руки. Бинокль пошел гулять по лавкам. Охи, вздохи, восклицания… Громче всех дивился несдержанный молодший брат князя. Дольше всех гитлеровскую оптику вертел в руках княжеский писарь. Озадаченный не на шутку, он в глубокой задумчивости передал бинокль соседу.