Руслан Мельников - Орден

Бурцев досадливо сплюнул. Ясно теперь, почему немцы позволили Игнату беспрепятственно вырваться из захваченного обоза. И почему самолет цайткоманды появился над озером в самый неподходящий момент, тоже ясно. Танки вот только свои эсэсовцы подогнать вовремя не успели — не смогли отсечь отступающего противника от спасительного озера. Но танки по воздуху летать не умеют, а здешние болота и непролазные буреломы — даже на гусеничном ходу быстро не проскочишь.

— Убей, княже, — вновь взмолился Игнат. — Мочи нет терпеть.

— Убью, — пообещал Александр. — Только объясни, иуда, зачем все это? Пошто меня хотел со свету сжить? Пошто немцам помогал?

— Новгород мне в вотчину обещали ливонцы… И все земли новогородские. Свой князь должен там властвовать, а не пришлый, с чужой стороны приглашенный… Вот я и хотел… А уж потом и от немцев думал как-нибудь избавиться… Прости, княже…

Александр поднял меч. К тому времени, как подоспела дружина, Ярославич свое слово сдержал. Боярин Игнат был мертв.

… Новгородский князь Александр Ярославич, прозванный в народе Невским, долго еще смотрел с Вороньего Камня, как цепочка всадников двигалась по усеянному трупами льду Чудского озера. Отряд направлялся к немецкому берегу. У каждого — по две лошади в запасе. Над островерхими шлемами — копья и сигнальный бунчук, в ножнах — мечи и сабли. Луки в налучьях, стрелы — в колчанах. Щиты — на спинах, на седлах. Кольчуги, панцири… Кое у кого из седельных сумок торчали еще стволы и приклады…

А в обход озера ехал трофейный дракон-колесница с крестом на борту и дыркой в башне. Бурцев заставлял Отто мчать по колее, проложенной танковой колонной цайткоманды не быстро, а очень быстро. И «рысь» выжимала максимум изо всех своих ста восьмидесяти лошадиных сил. Внутри болтало, как в лотерейном барабане. А Бурцев все подгонял пленника. И пленник гнал машину.

Горючего до Дерпта должно было хватить, а вот времени… Небольшие мелкие речушки они перескакивали вброд с ходу, взламывая и кроша гусеницами лед. На тех же, что поглубже, гитлеровцы уже навели переправы. Удобно…

Бурангул с Дмитрием порадовали. Порыскав дозорами по Соболицкому берегу вдоль Узмени, татары и новгородцы отыскали приметную колею — отчетливую, глубоко впечатавшуюся в снег. Не похоже было, чтобы здесь проезжали сани или телеги, а вот на следы автомобильных и мотоциклетных шин — очень даже смахивает. И следы эти должны указать кратчайший путь к Дерпту.

Сели на хвост фон Берберговой колонне они сразу. Помчали… Танк — впереди. За ним по умятому протекторами и гусеницами снегу едва поспевала конница. Всадники не жалели плетей и шпор, чуть ли не на ходу меняли загнанных лошадей на свежих. Но все равно время от времени экипажу «рыси» приходилось поджидать кавалерию.

Оглушенный лязгом и ревом, укачанный и растрясенный с непривычки, пан Освальд пользовался краткими остановками, чтобы добраться до люка, глотнуть воздуха и блевануть через борт. Крепенький китаец по-прежнему держался стойко. А Бурцев после каждой вынужденной остановки чуть не с кулаками набрасывался на пленного унтерштурмфюрера. И перепуганный эсэсовец вновь заставлял «рысь» шевелить гусеницами с рекордной для бронетанковой техники скоростью. В конце концов конная группа поддержки отстала всерьез и надолго. На равнину перед Дерптом немецкий танк вылетел в гордом одиночестве.

Сумерки уже сгустились. И над дерптским замком можно было разглядеть бледный лик луны. Полной луны, что открывает башням ариев дверь меж временами. До обратного цайтпрыжка оставалось… Сколько именно — думать об этом Бурцеву не хотелось.

Колея от автомобильных и мотоциклетных шин уходила за опущенный шлагбаум с массивными щитами-павезами, густо обмотанными «колючкой». Далее тянулась по огороженному забором, шипастой проволокой и минными полями пространству, в обход пустующей взлетно-посадочной полосы. Там, под одной из пулеметных вышек, и выстроилась как на параде вся авто-мотоколонна Фридриха фон Берберга.

Впереди — знаменитый «кюбельваген» — легковая рабочая лошадка Вермахта и войск СС, внедорожник, именуемый также «лоханкой» или «немецким верблюдом». Высокая подвеска, широкие, специально предназначенные для передвижения по бездорожью и сугробам шины, мягкий верх и запасное колесо на косом капоте. Позади — три «цундаппа» сопровождения. «Может быть, фон Берберг все еще в Дерите?» — мелькнула у Бурцева шальная мысль.

Возле шлагбаума танку отчаянно махал флажками эсэсовец в каске и шинели. Рядом с сигнальщиком стоял изумленный офицер. Еще несколько человек с отвисшими автоматами и челюстями замерли у караульной будки. От казармы к КПП тоже бежали солдаты. Бежали в открытую — не боясь, не таясь, не прячась, не пригибаясь. Оружие у этих болталось за спиной. Пускать в ход его, похоже, не собирались.

Над небольшим окопчиком за караулкой поднялся гранатометчик. Заряженный фаустпатрон сиротливо лежал на бруствере у его ног. Из другого окопа, обложенного мешками с землей, с любопытством выглядывал огнеметчик. Труба ранцевого фламменверфера направлена в небо. Замечательно! Немцы удивлены, немцы озадачены, но пока принимают экипаж, укрывшийся за броней с фашистским крестом, за своих. Что ж, пусть это заблуждение продлится подольше. Пусть им только дадут подобраться поближе.

К счастью, строители цайткомандовской базы не предвидели возможности танковой атаки в тринадцатом веке и не обезопасили подъезды к лагерю ни надолбами, ни ежами, ни противотанковыми минами. «Рысь» беспрепятственно приближалась к шлагбауму.

Бурцев прильнул к перископу, вцепился в пулемет, крикнул Майху:

— Чего хочет этот с флажками?..

— Приказывает остановиться.

Остановиться? А собственно, почему бы и нет? Подыграем фашикам.

— Ладно, притормози. И лезь в люк. Скажешь, что танк подбили… подбили красноармейцы отряда особого назначения, переброшенного в прошлое. Скажешь, весь экипаж погиб, но тебе удалось вывести машину из-под обстрела. Требуй немедленной встречи с фон Бербергом. Обещай сообщить ему важные сведения. Постарайся выяснить, где находится сейчас ваш штандартенфюрер. Только учти: попробуешь выскочить из танка или вякнешь лишнее — пристрелю, — Бурцев тряхнул «шмайсером» над ухом пленника.

Унтерштурмфюрер — бледный, напуганный — заглушил двигатель метрах в четырех-пяти от шлагбаума. Нормалек… Люди у караулки не попадали в непростреливаемую мертвую зону, а переговоры с ними вести уже можно. Отто протиснулся к люку. Откинул крышку. Высунул голову. Начал перекрикиваться с офицером.

Бурцев, Освальд и Сыма Цзян, затаив дыхание, слушали, как гитлеровцы обмениваются «хайля-ми». Добжиньский рыцарь осторожно извлекал из ножен клинок. С многолетней привычкой обнажать оружие при малейшей опасности поляк не смог совладать даже в танке. Ладно, хрен с ним, лишь бы не поранил никого мечом в этой теснотище да вел себя тихо…