Руслан Мельников - Орден

Засвистели редкие стрелы ответного залпа. Жиденького, но все же ощутимого. Повалились на землю стрелки Бурангула. Заплясали, сбрасывая наездников, раненые лошади. Легковооруженные стрелки — это не ханская гвардия нукеров, закованных в стальные латы…

— Огня! — приказал Бурцев.

Ему и его помощникам подали зажженные факелы. Пакля на тугих связках стрел потрескивала, слетавшие с острых наконечников брызги пугали коней.

— По моему приказу подпаливаете фитили и отступаете! — еще раз проинструктировал Бурцев бойцов из десятка Дмитрия. — Сначала жжем передние громовые шары, потом те, что сзади!

Он повернулся к татарскому сотнику:

— Бурангул! Как только загорится первый фитиль, уводи своих бойцов в стороны. Без боя расступитесь перед крестоносцами и что есть сил гоните лошадей прочь отсюда. Кто отстанет — погибнет. Потом разворачиваетесь и расстреливаете тевтонов с флангов. Все ясно? Тогда ждем. Осталось недолго.

Бурцев тронул коня, протиснулся между стрелками Бурангула. Одна рука сжимает поводья, другая — горящий факел. Ждать, в самом деле, оставалось недолго, но до чего же тяжкое это было ожидание! До чего неуютно чувствовать себя под прицелом атакующего рыцарского клина.

Лучники продолжали засыпать стрелами приближающегося противника. Отчаявшись пробить бронированный лоб «свиньи», теперь они старались поразить задние ряды тевтонского клина и его чернодоспешную середину, укрывшуюся за тяжеловооруженными всадниками. И стрелы, перелетая через ударную группу закованных в железо рыцарей, все чаще находили своих жертв. Самые серьезные потери несли кнехты. Внутри клина становилось просторнее, а позади движущейся трапеции обозначился черный след из утыканных стрелами пехотинцев. Изредка среди пораженных кнехтов попадались серые плащи сержантов и рыцарей-полубратьев. Пятна же поверженных всадников в белых одеждах выделялись еще реже.

Крестоносцы упорно держали построение, выставив перед собой щиты и копья. Навстречу оперенной смерти они мчались с бесстрашием берсеркеров и хладнокровием бездушных машин. И пока строй сплошного металла не рассыпался, даже опытные лучники кочевников были ему не так страшны, как рыцарям-одиночкам. Тевтонский клюв, спаявший крестообразной пайкой воедино сотни людей, не ведал страха. Наоборот, несокрушимая орденская «свинья» сама внушала ужас. Психическая атака! Вот что это было…

Всадники Бурангула не дрогнули, не попятились. Но меткость все же начинала подводить стрелков. Степные кочевники привыкли воевать наскоком: напасть, два-три раза натянуть и спустить тетиву, отступить, атаковать снова и вновь откатиться. А вот так, стоя на одном месте и ожидая удара железного кулака, ощетинившегося копьями… Так им было в новинку. Но и не ждать нельзя. Тевтонская «свинья» должна видеть перед собой обреченную жертву. И наращивать, наращивать с каждой секундой скорость, чтобы в итоге лишиться возможности развернуть свое кабанье-стальное «рыло» в сторону. Несущийся клин был сейчас многорогим разъяренным быком, а лучники Бурангула — воплощением тореадора и его красной тряпки. В последнее мгновение перед столкновением они исчезнут, обратятся в пустоту. Если успеют…

Люди все понимали, люди волновались и пускали стрелы уже не так точно. Даже степные лошадки недоуменно переминались на месте, желая поскорее убраться с пути живого вала, лязгающего мертвым железом.

Тевтоны уже пустили лошадей в тяжелый галоп, от которого содрогнулось Доброе поле. Пешие воины в поредевшей трапеции бежали со всех ног и теперь едва поспевали за всадниками.

Ответных выстрелов больше не было. Стрелять на такой скорости из глубины строя арбалетчикам несподручно. Да и времени на перезарядку самострелов не оставалось. И ни к чему это: противник близко, а скорость набрана достаточная, чтобы смять его, опрокинуть копьями, пробить и расширить брешь в обороне.

Громыхающая лавина издала многоголосый вопль: боевой клич, обещание скорой смерти, восторг предстоящего кровопускания… Этот полузвериный рык, приглушенный шлемами, давал понять, что носители крестов на время битвы перестают быть людьми.

Всадники Бурангула тоже убрали луки. Но до чего жалко выглядели их плетеные щиты, короткие копья и редкие сабельки! Смешно было даже помыслить, что небольшой отряд легкой конницы способен стать сколь-либо серьезным препятствием на пути закованной в металл кавалерии ордена. Бронированное рыло «свиньи» снесет такого противника, даже не замедлив хода.

Бурангул вопросительно глянул на Бурцева. Тот покачал головой. Да, первая шестерка отборных рыцарей из острия клина совсем близко. Да, земля дрожит от ударов тяжелых копыт. Да, теперь развернуть «свинью», не поломав строя, тевтонам не удастся. Но…

Но фитиль китайской бомбы горит всего три секунды.

Теперь и новгородцы с факелами заерзали в седлах. Бедняги не имели возможности даже схватиться за оружие: руки заняты.

— Рано, — процедил Бурцев. — Еще рано.

Кони нервничали, люди тоже. Зажженный факел в его руке и тот, казалось, проявлял признаки нетерпения: огонь шипел и плевался искрами. А Бурцев ждал.

Рано… Ни одна мина, ни один осколок не должны сработать вхолостую.

Он уже различал не только чернильную черноту крестов на щитах и плащах. Он видел злой блеск глаз в прорезях горшковидных шлемов. И даже понимал, какое из шести первых вражеских копий метит в его грудь. Вон то, второе слева. Массивный чуть туповатый наконечник… Такой не просто прокалывает чужой доспех и чужую плоть. Он проламывает, рвет, крушит и мозжит все на своем пути. Щит, кольчугу, ребра, позвоночник. Такая заостренная булава на длинной рукояти не оставляет ни малейшего шанса. Ни-ко-му.

— Ну?! — раненым медведем простонал Дмитрий. А вот теперь…

— Пора-а-а!

Бурцев заорал как полоумный. Развернул лошадь. И с седла поджег первый фитиль.

— У-ра-а-а! — подхватили степные лучники, целую вечность ждавшие этой команды.

Конники Бурангула прыснули в стороны.

Перед грозной, изготовившейся к сшибке «свиньей» вместо отряда кочевников остался лишь десяток всадников. Бегущих. Волочащих за собой по земле горящие факелы. А сзади — далеко сзади — выстроилась вторая линия обороны под новгородским стягом.

К ней-то и мчались сейчас Бурцев и его помощники. Каждый знал, какой «громовой горшок» должен запалить на скаку, и каждый сделал это прежде, чем копыта тяжелых тевтонских коней ударили в землю, утоптанную легконогими степными лошадками. К небу поднялись слабые струйки дыма, в грязи засверкали искрящиеся огоньки.

Возможно, рыцари и заметили язычки пламени, но вряд ли придали им значение. Куда больше тевтонов занимали рассеявшиеся кочевники.