Руслан Мельников - Орден

— Ну-ну… — еще раз оскалил зубы рыцарь.

Молодой горячий конь под ним грыз узду и приплясывал. Освальд, однако, крепко держался в седле, а сильного скакуна утихомиривал едва заметными движениями пальцев и пяток. Быстро же добжи-нец оправился после Вроцлава…

— Вижу, твои раны зажили, Освальд.

— С Божьей помощью. Сабли язычников не всегда секут насмерть.

Быстрый взгляд в сторону Бурангула… Сотник слов польского рыцаря, конечно, не понял, однако презрительные нотки распознал безошибочно. На лице татарина не дрогнул ни единый мускул. Зато чуть шевельнулся наконечник стрелы, не убранной с тетивы. Сабли саблями, но смерть, затаившаяся в этом кусочке заточенного металла, своего не упустит. Бурцев на всякий случай двинул лошадь, вклиниваясь между добжиньцем и татарским юзбаши. Кровопролитие сейчас крайне нежелательно.

— Сабли язычников, Освальд, могут оказаться полезными. К тому же со мной идут не только татары, но и русичи из новгородской дружины.

— Что язычники, что пособники византийской ереси — для доброго католика все едино!

Однако, судя по тону, рыцарь говорил сейчас не то, что думал. Или не совсем то. Освальд был заинтригован.

— И те, и другие бились против тевтонов, выступивших на стороне Генриха Силезского. А орденских братьев, помнится мне, ты жалуешь еще меньше, чем иноверцев. Литвин Збыслав и прус дядька Адам тоже ведь язычники…

— Не тебе судить, Вацлав, кого я жалую, а кого нет.

— Судить не мне, да… Но твоего герба на Добром поле под стягами Генриха Силезского я почему-то не видел. Тевтонские кресты заметил, куявский штандарт — тоже, а твою башню — нет.

— Я никогда не стану сражаться бок о бок с куявцами — вассалами мазовецкого князя и тем более с рыцарями Конрада Тюрингского. И те, и другие повинны в смерти моего отца. Это раз. Генрих Силезский и остальные польские князья-прихвостни ордена давно приговорили меня и моих людей к смерти. Это два. Но…

— Но?

— Богопротивные язычники Измайлова племени пришли на польские земли.

Былого пафоса Бурцев, однако, не слышал. Последняя фраза сказана больше для порядка. В эпоху феодализма ненависть мелкопоместных панов к конкретным разорителям родового гнезда все-таки сильнее ненависти к абстрактным внешним врагам не сформировавшегося еще толком государства. На этом можно сыграть.

— Полноте! — теперь усмехнулся Бурцев. Стараясь, впрочем, чтобы усмешка не показалась Освальду слишком обидной. — Первыми сюда пришли орденские братья. Крестоносцы хитростями и посулами завладевают польскими замками, изгоняя хозяев. И уходить, в отличие от татар, не собираются. Татарам же Польша не нужна. Да будет тебе известно, они пришли сюда лишь за головой Конрада Тюрингского.

Добжинец молчал, недоверчиво покручивая усы.

— Каковы твои планы, благородный Освальд? — прервал затянувшуюся паузу Бурцев. — Пропустишь ли ты нас с миром по этой дороге?

Рыцарь дернул ус. На лице Освальда вновь появилась ускользнувшая было ухмылка.

— Странное дело, Вацлав. Старая приграничная дорога в стороне от княжеских трактов вдруг начала пользоваться популярностью. Сначала по ней приплелся вымотанный долгой скачкой отряд тевтонов. Орденские братья разбили тут неподалеку свой лагерь. А мы… мы разбили их.

Добжинец хохотнул, довольный каламбуром, — тоже, блин, поручик Ржевский! — и продолжил:

— Мы уж собрались уходить, а тут дозорщик прискакал. Говорит, со стороны Одры едет большой татарский отряд. Ну как упустить такую удачу! В одну западню шел второй зверь. Хотел я вас просто перестрелять, как куропаток, да тебя увидел. Решил побеседовать сначала. Ты только того — скажи дружку своему, пусть стрелу с тетивы уберет. И остальным оружие лучше попрятать. Вас всех еще с того поворота мои лучники выцеливают. А у них приказ: стрелять по моему сигналу или после первой выпущенной твоими людьми стрелы.

Бурцев обернулся. Опытные бойцы его отряда давно смекнули, в чем дело. Новгородцы и ханские нукеры подались с обнаженными клинками на обочину — ближе к лесу, а под их прикрытием — в центре — уже тянули стрелы из колчанов лучники Бурангула.

Удачное построение. Только в сложившейся ситуации проку от него мало. Русско-монгольская конница в густых зарослях, через которые с таким трудом демонстративно пробивался Освальд, сделать все равно ничего не сможет. А татарские лучники, сколь бы искусными они не были, бессильны против засевшего в засаде врага. Зато когда дядька Адам и его ватага начнут обстреливать с деревьев сгрудившееся внизу воинство, спастись можно будет только бегством.

Впрочем, не о бегстве и не о спасении думал сейчас Бурцев. Куда больше его занимал рассказ добжиньца. Если Освальдовы партизаны в самом деле перебили тевтонов, то какова же тогда участь Аделаиды? И почему добжиньский рыцарь до сих пор не обмолвился о малопольской княжне? Вызнать это нужно во что бы то ни стало.

— Клинки в ножны! — приказал Бурцев. — Убрать стрелы!

Недовольный ропот… Но ослушаться никто не посмел. В конце концов, вновь обнажить оружие — секундное дело!

— Позволено ли мне будет узнать, какую добычу захватил пан Освальд у крестоносцев? — дипломатично поинтересовался Бурцев.

Рыцарь прищурился. Усы добжиньца шевельнулись.

— А ты неглуп, Вацлав. Добыча и впрямь была. Хорошая добыча.

У Бурцева екнуло сердце. Он едва не сорвался, едва не рявкнул в лицо этому самодовольному шляхтичу: «Что ты сделал с Аделаидой, ублюдок?» Но — сдержался. Истерические крики пользы княжне не принесут, а отдать приказ «К бою!» он всегда успеет. Сжав кулаки, Бурцев ждал. И дождался.

— Грамотки нам достались, — после недолгой паузы объявил Освальд. В словах рыцаря прозвучала гордость. — Самим Конрадом Тюрингским писанные. Ведь не абы кого, гонцов тевтонских мы тут порешили — целое посольство. И у каждого свое послание было. Почитай, и ко всем европейским монархам, и к Папе Римскому, и к Христовым орденам. Посланцы намеревались единым отрядом выбраться из Польши в германские земли, потом разделиться и продолжить путь порознь — всяк в свою сторону.

— А как же…

Как же Конрад?! Аделаида как же?!

Вопросы, уже готовые сорваться с языка, Бурцев с трудом запихнул обратно. Не стоит откровенничать с Освальдом под прицелом его невидимых стрелков. Невероятно, но, кажется, добжинец ничего не знает ни о княжне, ни о тевтонском магистре.

К счастью, рыцарь не заметил смятения, охватившего собеседника, и Бурцев поспешил переформулировать недозаданный вопрос:

— А что же в грамотах-то написано?

— Любопытные вещи, Вацлав, крайне любопытные. Пишет Конрад о нашествии нечестивых безбожников. Рассказывает, что разорили язычники всю Малую Польшу с Силезией, а потом смяли под Легницей войско Генриха Благочестивого, и только доблесть крестоносцев германского ордена Святой Марии остановила дальнейшее продвижение богопротивного Измаилового племени.