Василий Звягинцев - Дырка для ордена

По его целеустремленности Тарханов догадался, что это и есть искомый связник.

Сергей пошел навстречу, готовясь либо услышать пароль, либо, чтобы оправдать свои действия, спросить, как выйти на Седьмую авеню. Машинально улыбнулся, чувствуя облегчение. Все же в чужом городе, в полутрущобном районе, с неясными перспективами на будущее, он чувствовал себя не слишком комфортно. А теперь хоть скажут, что дальше делать.

– Иван Петрович кланяться.. – успел сказать мужчина, протягивая руку. Закончить условную фразу он не успел.

– Сзади! – отчаянно выкрикнул Сергей, мгновенно переходя в боевой режим.

Из подворотни за спиной связника, как черти из табакерки с сюрпризом, стремительно выметнулись два парня, каких-то странно одинаковых, низеньких, почти квадратных, одетых в грязноватые комбинезоны то ли водопроводчиков, то ли мусорщиков.

Тарханов начал воспринимать действительность как замедленную киносъемку. Обычно с этой целью контрпартизаны принимают за полчаса-час до решительного дела пару таблеток бензедрина, резко увеличивающего физическую силу и реакцию, но Сергей, по странной прихоти природы, умел обходиться без химии. Солидное преимущество, потому что после работы под бензедрином требовалось отсыпаться не менее суток, иначе человек надолго превращался в ни на что не годный выжатый лимон.

Связник тоже имел хорошую реакцию, он резко развернулся на месте, из кармана с ковбойской сноровкой вылетела левая рука с пистолетом, удлиненным ребристым глушителем. И тут же из разбитого окна брошенного микроавтобуса раздались легкие, едва слышные хлопки. Как из детской пневматической винтовки, даже еще тише.

Человек в синем плаще согнулся пополам и начал медленно садиться на асфальт, прямо в зеленоватую грязную лужу.

Значит, им нужен не связник, а именно и только Тарханов.

Тут же у него включился автопилот. Все же четыре года в лучшем в России горно-егерском училище и восемь лет службы в ЧОН [27]сказывались.

И его учили, и он сам солдат учил, что думать можно и нужно лишь до и во время тренировок, а в бою думать поздно.. В том числе и о том, разрешается ли местными законами стрельба на улицах неизвестно в кого и почему. И сколько лет тюрьмы за это можно получить.

Со скоростью спринтера, бегущего стометровку на Олимпийских играх, он рванулся вперед, выхватил из руки падающего связника пистолет и, разгибаясь, встретил того, кто бежал быстрее, ударом рукоятки снизу вверх под угол правой челюсти. Шагнул назад с поворотом, по-матадорски пропуская второго мимо себя, и от души врезал ему по третьему шейному позвонку.

«И вот все об этом человеке», – как любила говорить Шахерезада.

Главный же блеск маневра заключался в том, что Сергею не потребовалось больше никаких лишних движений. Он просто по инерции чуть довернулся на каблуке, а рука с пистолетом, снеся противника, как кеглю, выпрямляясь, сама пришла в огневую позицию.

Стрелявший из фургона не успел просто ничего сообразить за резиново растянувшуюся для Тарханова секунду. Темный контур его головы так и торчал в обрамлении осколков стекол в раме окна.

«Пом, пом, пом», – защелкал пистолет. Первая пуля – в голову, вторая и третья на две ладони ниже обреза рамы, еще по две левее и правее.

Разрядив обойму, Тарханов прошил все пространство салона на полметра выше пола с интервалами сантиметров в сорок. Сколько бы там ни пряталось еще людей, по пуле хватит всем.

Ответных выстрелов не последовало.

И все. И тишина.

За пятнадцать секунд схватки в перспективе улицы не появилось ни одной живой души, только показалось Сергею, что за окном третьего этажа в доме напротив мелькнуло чье-то белое лицо.

Если так – через минуту может последовать звонок в полицию от добропорядочного гражданина. Или – продолжение силовой акции, если гражданин не добропорядочный, а наоборот.

– Эй, ты жив?

Связник был жив и даже на первый взгляд чувствовал себя вполне прилично. Только на плаще из-под широкого пояса расплывалось темное пятно.

«Если так кровит, значит, не слишком страшно. Из серьезной раны столько крови не бывает», – автоматически отметил Тарханов.

– Жив. Пока. Быстрее, машина там, за углом..

Тарханов подхватил раненого на руки.

Пока он тащил его за угол еще более узкого и угнетающе мрачного переулка, ему в голову пришла неожиданно пространная и философическая мысль.

«Всех нас ждет собственное место смерти. Мы знаем, где родились, но не знаем, где умрем. Дома в постели, в ближайшей больнице или на другом конце света. Случится это во сне, или в бою, или под колесами грузовика на автостраде – неизвестно, но в конце концов это произойдет. Место для каждого давно уготовано. Одно-единственное для каждого. Только никакими силами не узнать заранее – где оно. Не будет ли моим – вот этот грязный тупик в занюханном районе неприятного города.. Пронеси, господи!»

Тогда, конечно, мысль эта промелькнула почти или вообще без слов, но позже, вспоминая, он сформулировал ее именно так.

За углом действительно стоял низкий синий «Понтиак». И мотор работал, и левая дверца была приоткрыта.

А ведь на самом деле прошло-то всего полторы, максимум две минуты, как неизвестный товарищ вышел из машины и определенно рассчитывал, что все произойдет быстро, но не с таким исходом, конечно.

Первым делом – скрыться отсюда. Тарханов задвинул раненого на заднее сиденье, еще раз оглянулся по сторонам. Затащить, что ли, тела в подворотню? А, незачем, только время потеряешь.

Сергей плавно тронул машину.

– Куда теперь? В больницу или.. Как себя чувствуешь, куда попало?

– Не пойму. В живот, кажется, и в грудь где-то справа. Терпимо, только тошнит и слабость. Езжай три блока вперед, там направо на Шестую авеню.. Знаешь? Главное – угадать под зеленый. Тогда сразу по газам и теряйся в потоке. Город знаешь?

– По карте. Живьем не ездил.. Даже правил не знаю.

– Тогда словчись воткнуться в средний ряд и гони все время прямо. Дай мне рацию, вон там, под панелью, и включи тумблер.

И тут Тарханов вспомнил, что пароль-то парень до конца не сказал. Оно понятно, форс-мажор и все такое, но тем не менее.. Чекменев не зря предупреждал. Да и по личному опыту Сергей знал, скольких неприятностей можно избежать, четко соблюдая инструкции и уставы..

– Слышь, друг, а что ты там про какого-то Ивана говорить начал? Кто такой, не припомню..

– Ну, ты даешь.. Иван Петрович кланяться велели. Теперь вспомнил?

– Ага.

Тарханов нащупал массивную телефонную трубку, протянул, не оборачиваясь. На следующем углу красным светил сквозь опускающийся туман светофор, у которого следовало поворачивать. В зеркале заднего вида по-прежнему не видно было ни одной машины. Везет, черт, все еще везет!