Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью

Ну, шиферные крыши, ну, туманчик, низкие тучи, сквозь которые рано или поздно пробьется солнце. Вон там, слева, говорят, собор Парижской Богоматери. Допустим, ну и что? Нарисованный, этот пейзаж вызывал бы скуку.

Неожиданно сзади к нему скользнула девушка. Совсем почти ни во что не одетая.

Положила ему руки на плечи.

Вот только сейчас он вспомнил, что зовут ее не совсем обычно. Эвелин, вот как.

– Валентайн, ты не хочешь продолжить нашу дружбу? – спросила она, причем совершенно деловым тоном, без всяких там обволакивающих движений и прочих дамских штучек. Очень практично, чисто по-французски. Русская бы начала мурлыкать о любви, а то и требовать чего-то, из факта вытекающего…

– Отчего нет? Не меньше недели я здесь собираюсь пробыть… – чисто профессионально он терпеть не мог подобного рода подходов.

– А дальше?

– Вот дальше и видно будет. Я загадываю в крайнем случае на сутки вперед. И то не всегда получается. У русских говорят: «Господь Бог всем обещает вечную жизнь, но не гарантирует завтрашнего дня». Зато на десять минут могу планировать свободно. Сначала в постель, потом кофе, потом снова в постель, а еще потом можно поехать, например, в Версаль. Как?

– Принимается. Только скажи мне, Валентайн, ты кто? Миллиардер, русский князь, начальник тайной полиции инкогнито?

– Странный вопрос, тебе не кажется? Первые две позиции, впрочем, еще понятны, а последняя? Я дал какие-то основания? Сорил деньгами, бил тебя по лицу, вербовал в свой гарем или в тайные агенты? Мы с тобой немного выпили, немного любили друг друга, кажется, цитировали Верлена и Бунина. Все, по-моему. Так в чем дело? Или у вас по-прежнему судят о России по книжке маркиза де Кюстина?

Ему действительно было интересно, в чем и как он промазал , общаясь с этой миленькой, достаточно образованной для своего времени девчонкой, но ведь и не более?

– Ты что, правда о себе этого не знаешь?

– Чего? – теперь уже всерьез удивился Лихарев.

Эвелин провела рукой по его плечу, как-то очень мягко коснулась губами шеи ниже уха.

– Какое впечатление производишь. По крайней мере – на женщин. Я совсем немного понаблюдала за тобой из-за соседнего столика, и мне неудержимо захотелось познакомиться. Думаешь, я к французу или америкашке подошла бы? А услышала твой голос, как ты с гарсоном разговаривал. Слишком ты… неординарен. Даже когда молчал и смотрел по сторонам. Я же не дура. Я доктор философии. Из Сорбонны. А ты что думал? Официантка или секретарша из офиса? Таких людей, как ты, – один на миллион, да и то, если повезет встретить среди восьми миллиардов прочих. Нет, ты правда этого не замечаешь?

– Слушай, Эвелинка, ты от своей философии не повредилась? Что ты несешь? Хорошо, что сейчас не старые времена, за шпиона не сойду и не посадят по подозрению. А раньше очень даже могли, Сюрте Женераль считалась охранкой не хуже прочих…

И не успела Эвелин задать ему следующий вопрос, перебил его своим ответом:

– Ты доктор философии, а я просто любитель географии и истории. Живу в свое удовольствие, книжки читаю, карты рассматриваю. Когда что-нибудь интересное вычитаю и высмотрю, поднимаюсь и еду, чтобы сравнить впечатления с реальностью. Вот и вся моя «необычность».

Чтобы прекратить ненужный разговор, он отнес философичку на руках в постель. Здесь она оказалось гораздо более эпикурейкой, чем стоиком или поклонницей Шопенгауэра.

Вообще-то Лихарев знал, что умеет производить на людей любое требуемое впечатление, и использовал эту данную ему способность как в служебных, так и в личных целях. Но сегодня он и в мыслях не имел очаровывать и соблазнять хоть кого-то, а Эвелин он даже и не видел. А вот поди ж ты…

Либо она наделена невероятной проницательностью и инстинктивным чутьем на таких, как он, либо?..

Ближе к обеду, после кофе, круассанов, пары рюмок коньяка, они, как и собирались, поехали в Версаль. Больше девушка к поднятой ночью теме не возвращалась, может быть, даже и забыла о ней. Но сам Валентин не забыл. Хотя чего уж тут такого, казалось бы? Разгоряченная любовными утехами подружка захотела сказать комплимент, как сумела. Женщины в пароксизмах страсти такое, бывает, говорят и кричат, что на утро глаза на партнера стесняются поднять.

Но все же, все же… В положении Лихарева – «один против всего мира» – любое отклонение от привычного порядка вещей, если оно происходит вблизи тебя, следует воспринимать как угрозу. Или намек на нее. Что, если сказанное ей не «комплимент», а именно проговорка ?

Считать Эвелин агентессой хоть каких-нибудь государственных структур у него не было даже малейших оснований. Следов, могущих вызвать такого рода интерес, он за собой не оставлял. Ни аггрианкой, ни помощницей форзейлей она тоже не являлась. Блок-универсал дал бы знать…

И все же кое в чем он прокололся, внезапно сообразил Лихарев. Правда, это настолько смелое допущение… Но если принять его во внимание, тогда Эвелин вполне может оказаться подводкой именно с этой стороны.

Игорные дома!

Лихарев обладал еще одной сверхчувственной и весьма полезной способностью, которая не была дана даже Сильвии. Очевидно наставники, готовившие его к работе в гвардейско-придворной среде, сочли, что это умение будет полезно как для карьерного роста, так и в качестве своеобразного, очень коварного оружия для расправы с неугодными.

Валентин умел выигрывать в любые игры, пользующиеся популярностью в обществе : бильярд, шахматы, карты, трик-трак [65], теннис, крокет, даже лото, если потребуется. И так, как требовала обстановка, хоть «всухую», хоть долго и мучительно, из последних сил, «с перевесом в одно очко». В советской жизни применять свои способности ему почти не приходилось, разве что на бильярде изредка. У «вождей» он был в чести.

А в свободном мире Лихарев развернулся.

Люди играют везде – в казино, закрытых и общедоступных клубах, на пароходах и в поездах. Поэтому снять с любого стола, рулеточного, покерного, преферансного, тысячу-другую ему труда не составляло. Мог бы и банки срывать регулярно, но из осторожности сделал это всего два или три раза. В Гонконге ему очень захотелось таким нестандартным образом соблазнить жену аргентинского консула, в Риме и Монте-Карло просто сильно понадобились наличные деньги.

Так, может, именно там и заинтересовались им на то поставленные игорными королями люди? В Риме, надо признаться, он «раздел» рулеточников с особым цинизмом. Вот и пустили по следу ищеек, а он, как нарочно, через две недели еще раз подставился.

За время своего путешествия Лихарев суммарно заработал несколько больше миллиона, если считать в золотых рублях, и это позволяло ему вести достаточно рассеянный образ жизни, как выражались в ХIХ веке. Наподобие известного авантюриста Феликса Круля.