Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью

– Пройдет, пройдет, – заверил его Лихарев. – И даже станет легко и приятно на душе. Только вы уж до конца досасывайте, там всего-то грамм сто осталось… А вот интересно, ваши студенты на экзамене, если вдруг неожиданный дополнительный вопрос вы им ставите, тоже в ступор впадают или все же пытаются выкарабкиваться?

Шутка прошла мимо сознания изобретателя. Пока водка совершала свой таинственный процесс, он тщился сообразить, каким чудом перед ним мог оказаться этот квадрат рыхлой розовой бумаги с черными линиями и закорючками.

– Ясно, – сказал Валентин, расплачиваясь за себя и за профессора, – симпозиум придется продолжить в другой обстановке. Берем такси и едем в более удобное для научных рассуждений место…

– Вы – меня арестовываете? – севшим голосом спросил Маштаков.

– С какой, простите, радости? Со времен инквизиции я что-то не помню, чтобы научные беседы кончались подобным образом. Другое дело, чтобы ваши заказчики вдруг не заинтересовались нашей внезапно возникшей дружбой. Это было бы не в пример печальнее, и не для меня, как вы понимаете…

– Какие – заказчики?.. – голос у Маштакова еще более просел .

Лихарев назвал несколько имен.

– Вы уверены, что они за нами сейчас не следят?

– Да что вы, что вы, это же совсем из другой истории…

– Хорошо, если так, поскольку у меня к вам интерес исключительно теоретический, просто я работаю над той же проблемой…

Профессору как-то и в голову не пришло сопоставить увлечение случайного собеседника хронофизикой и глубокое знакомство с совсем другой стороной его деятельности, авторитетами местного преступного мира в том числе.

До Кисловодска таксист довез их в момент, по вечернему времени трасса была почти совсем пустая, и машина свободно шла разрешенные сто километров в час.

Эвелин, или же Эля, как начал ее называть Валентин для удобства произношения (хотя русскому человеку и слово «дихлордифенилтрихлорметилметан» [70]выговорить труда не составляет), приняла гостя радушно, накрыла стол на веранде с видом на окрестности и храм во имя Святого Николая, Мирликийского чудотворца. Ее внешность и «пиджен-рашен» с густой примесью французского удивительным образом Маштакова успокоили. Да и в самом деле, ни бандиты, ни государственные службы себя такими утонченными изысками обычно не затрудняют.

К концу ужина Виктор Вениаминович знал все, что счел нужным довести до его сведения Валентин. Иногда стоит играть открытыми картами.

– Вы изобретаете хроногенератор? Значит, верите, что время устроено не так, как принято считать? Наверняка Кантора изучали, Эвертта, само собой, на Альберта нашего, Эйнштейна замахивались и приятеля его, автора знаменитого уравнения?

А вот кое-кого из древних, египетских жрецов, например, индусов некоторых, наверняка из внимания упустили. Да, впрочем, и понятно, где же их теперь почитать? И как? Санскриту вас точно не учили, Каббале тоже. Но в любом случае… – Лихарев сейчас откровенно веселился, дело, считай, удалось вполне, погода прекрасная, доставленная из знаменитых, единственных подвалов «Хванчкара» приятно кружила голову, Эвелин сидела рядом, смотрела на них с милой улыбкой, совершенно ничего не понимая в происходящем – …если вы взялись работать со временем, так примите за факт, что другие с ним работают гораздо дольше вашего. И достигли большего. В итоге – я перед вами!

Инспектор, если хотите, пожарного надзора, или горэлектросети. Поручено мне посмотреть, а кто это у нас тут в соседнем ХХI веке такой умный появился? И не представляет ли его игра со спичками какой-либо опасности? Отнюдь не наказывая, предостеречь.

– Ты знаешь, Эля, – обратился он к подруге, – ты пойди распорядись, чтобы Виктору гостевую комнату подготовили, домой он сегодня точно не поедет. Да и сама, дальновизор, что ли, посмотри, или почитай букварь, а у нас тут сейчас чересчур серьезный разговор начнется.

Дождавшись, когда Маштаков переварит услышанное, Лихарев без особого нажима разъяснил ему, что вмешательство в тайны времени регламентируется огромным количеством всяких нормативных актов, наподобие морского и воздушного кодексов, строительных норм и правил и т. п. Соответственно предусмотрены и должные санкции для нарушителей. Так что господин профессор, ступив на это скользкое поле, автоматически подставился и, нужно сказать, по-крупному…

– Но я же понятия не имел ни о чем подобном…

– Я не ошибаюсь, юриспруденция вашей реальности признавала и признает принцип – незнание закона не избавляет от ответственности?

Маштаков продолжал барахтаться:

– Но вы же ведь вообще не принадлежите к нашей реальности, каким же образом ваши законы могут здесь иметь силу? Где-нибудь в Трансиордании за публичное распитие спиртного полагается побивание палками, но мы с вами сейчас это делаем и преступниками здесь, у нас, не считаемся!

– Совершенно верно. Но если вместе с нашим накрытым столом перенесемся в страну, о которой вы упомянули, последствия наступят немедленно. А вы сделали именно это. Вы пробили барьер и влились в общий континуум…

В общем, Лихарев настолько заморочил профессору голову, что тот готов был склонить ее, повинную, и принять любое наказание, но все же надеялся на снисхождение, поскольку действовал в состоянии, так сказать, добросовестного заблуждения, и вредных последствий его проступок, кажется, не имел.

Со стороны это могло бы показаться смешным, такая реакция взрослого, образованного и достаточно опытного человека на явно фарсовые высказывания Валентина. В более-менее хорошо написанном фантастическом рассказе подобные сюжеты куда тоньше замотивированы и гораздо убедительней прописаны.

Но все дело в том, что время – столь непонятное и по особым принципам устроенное явление (или способ существования материи), что может оказывать непосредственное воздействие на человеческую психику. Да каждый знает это по собственному опыту – стоит по-настоящему задуматься даже только о собственном прошлом и будущем, как настроение непременно начинает меняться. То эйфория, то тоска, то горькое недоумение, то приступ творческой активности… И каждая из этих эмоций, в свою очередь, неразрывно связана опять же со временем, т. е. с тем его отрезком, в который ты решил предаться размышлениям. Не зря же сказано Экклезиастом: «Всему свое время…»

Знаменитый математик Кантор, додумавшийся до существования «точки Алеф», откуда можно одномоментно обозреть все настоящее, прошлое и будущее, немедленно сошел с ума.

Маштаков так далеко не продвинулся, потому с ума не сошел, но способность критически мыслить на некоторое время потерял.

И, пользуясь его состоянием, Лихарев объяснил, в чем именно будут заключаться накладываемые на «нарушителя» санкции и какого образа действий ему следует придерживаться впредь. Ничего страшного, невыполнимого или влекущего хотя бы материальный ущерб Виктор Вениаминович в сказанном не усмотрел и слегка приободрился.