Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы

Если случались поломки, рядом с поврежденной машиной и ремлетучкой оставалось не меньше роты для прикрытия, а заодно и имитации «боевого присутствия» на занятой территории.

Всего несколько раз над наступающими колоннами появлялась франкистская авиация, и то небольшими группами. Вела она себя достаточно сдержанно, потому что время от времени с востока прилетали эскадрильями «СБ», сопровождаемые «Чатос» и «Москас». [21]Бомбили обнаруженные скопления противника, вели разведку по маршруту, сбрасывали на бреющем вымпела с наскоро набросанными штурманами кроками [22]в алюминиевых пеналах, распугивали вражеские самолеты.

Если же наши и франкистские самолеты попадали «в противофазу», бригада отбивалась самостоятельно. На этот случай, кроме шквальной стрельбы в воздух из всех имеющихся у танкистов и десантников стволов, Шульгин подсказал Павлову прием, который немцы в сорок третьем – сорок четвертом году использовали для борьбы с нашими «Ил-2». Здесь он оказался еще более эффективным из-за низкой скорости самолетов и отсутствия у них броневой защиты. Заслышав гул авиамоторов, танки успевали, съезжая кормой в кювет или поднимаясь на подходящий холмик, придать башенным орудиям нужный угол возвышения, тут же открывая беглый огонь шрапнелями. Попадали далеко не всегда, но страху наводили порядочно. Однако два «Капрони» сбили наверняка, а еще несколько покинули поле боя с явными повреждениями.

На последней трети маршрута наступавший по хорошему шоссе батальон выскочил к полигону учебной части, где занимались боевой подготовкой немецкие «Т-1» и «Т-2» с испанскими экипажами под руководством «кондоровских» инструкторов.

Сейчас странно читать в сводках того времени сообщения типа: «три республиканских «БТ-5», наступая, сошлись с десятью немецкими танками. Один «Т-1» уничтожен таранным ударом, второй – артиллерийским огнем. Остальные позорно бежали». [23]Это, наверное, надо было посадить в «БТ» экипажи из выпускников школы «детей с ограниченными возможностями». Потому что любой кадровый сержант (лейтенанта не надо беспокоить) с дистанции в сто метров из своей «сорокапятки» спалил бы все десять немецких танкеток, ничем не рискуя. Как в тире. Пулемет «МГ», даже спаренный, их броню не берет в упор. А эта чудесная фраза – «Позорно бежали!». При том, что скорость и проходимость у «БТ» гораздо выше. Тем более расстреливать бегущих – вообще милое дело.

Танкисты Павлова проявили себя гораздо лучше. Записали себе на счет два десятка танков и танкеток, заправились «под пробки» захваченным горючим, поживились и другими трофеями.

Кроме танков и грузовиков, за время стремительного, всесокрушающего рейда было уничтожено двенадцать артиллерийских батарей на позициях, на марше и в парках, в том числе четыре экземпляра знаменитых зениток «Flak-36».

«Живую силу» просто никто не считал. Тысяча, две, пять – несущественно. Пустыми цинками от пулеметных патронов были усеяны все обочины от берега реки Харама до португальской границы.

Там и выпрыгнул на бурую, припорошенную сухим снегом землю полковник Павлов. Вот его звездный час! Лицо покрыто пороховым нагаром и копотью от выхлопов работавшего на пределе мощности мотора. Бензин у испанцев отвратительный, как еще доехали?

Два танка, устало перематывая гусеницы, подъ-ехали к испанской заставе, навели пушки на окна и дворик, где, не понимая происходящего, чьи это танки и зачем они приехали, застыли несколько пограничников.

– Всем зайти в дом, не высовываться, к оружию не прикасаться, телефон не трогать! – скомандовал им состоявший при Павлове лейтенант-переводчик, демонстративно держа палец на спуске автомата. Если б не «компаньеро русо», положил бы всех без разговоров.

К заплетенным «колючкой» воротам между государствами с той стороны неторопливо шел португальский сержант в смешной каскетке, суконном плаще, с «маузером 98-К», стволом вниз висевшим на плече. Еще трое толпились на крыльце хибарки, похожей на сильно увеличенную собачью будку. Над фронтоном слабо колыхался государственный флаг.

– Алемао? Итальяо? [24]– без особых эмоций спросил он Павлова, стоящего в пяти шагах, на довольно понятном языке, который был так же близок к испанскому, как польский к русскому. – Ке керен?

В типах танков он явно не разбирался, зато был твердо уверен в нейтралитете своей страны и нерушимости ее границ.

– Русский, – ответил Павлов, радуясь возможности бросить притворяться. И вообще радуясь, что дошел вот сюда.

– Конец Франко. Баста! Салазар тоже скоро баста. Вива Република! – улыбнулся, как мог, радушно, но вышло не очень. Он и так выглядел достаточно сурово, да вдобавок лицо покрыто пылью и копотью. Только зубы и глаза блестели.

– Боа апетит, рапасеш! – понимающе кивнул сержант. – Нойш агора нао партиши памош… [25]

Павлов, который совершенно ничего не понял, поднял к плечу сжатый кулак и, потеряв интерес к собеседнику, направился к испанской заставе.

Там, вновь ощутив себя хозяином положения (португальский сержант несколько выбил его из настроя), он приказал начальнику заставы, лейтенанту предпенсионного возраста, связаться с самым большим начальством, до которого достигает телефонная связь, сообщить следующее:

«Застава окружена. Со всех сторон движутся танки коммунистов и массы пехоты. Очень, очень много! На нас пока не обращают внимания. Сопротивляться нечем. Прошу разрешения уйти на португальскую сторону…»

С той стороны мембраны бился непонятный Павлову по смыслу, но истерический голос какого-нибудь адъютанта начальника погранотряда или округа. Этих структур полковник не знал даже дома.

Лейтенант синхронно переводил, держа у уха параллельную трубку.

– Что вы несете, Варела? Сошли с ума или перепили? Какие танки, какая пехота? Вы вообще знаете, что такое танки?

– Господин капитан! Сотни танков и тысячи пехотинцев! Кажется, они на нас обратили внимание! Мы уходим. В Португалию. Счастливо оставаться, господин капитан. От нас здесь ничего не зависит… Если не верите, звоните в Брагансу. [26]А мы уходим…

Пограничник положил трубку на рычаг и совершенно собачьими глазами посмотрел на Павлова. Мысль улавливалась даже грубым интеллектом полковника. «Вот, я сделал, что вы требовали. Теперь и вы меня пожалейте!»

Будь Павлов поинтеллигентнее, мог бы сказать или просто подумать: «Где же твоя испанская гордость?» Но это было за пределами свойств его личности и характера. Он мыслил простыми категориями. Практическими при этом.

– Вот и уходи, куда собрался. Я прослежу, чтобы вас на той стороне приняли.

И, сам себе удивившись, полковник неловко сунул испанцу все, что у него было при себе, – нераспечатанную коробку «Казбека».