Алексей Федорочев - Небо на плечах

— Но я же буду при штабе? Все равно кто-нибудь догадается.

— Твоя внешность кардинально поменялась, я сам узнал тебя с трудом, но мы-то были знакомы, а остальные!.. Ты не представляешь, как мало сейчас осталось тех, кто может тебя узнать! Когда это случится, тогда и будем думать.

Неуверенным наклоном головы принцесса подтвердила свое согласие, позволив мне покинуть ее.

— Егор! — окликнула она меня уже на выходе, — Я умру?

— Не умрешь. Обещаю! — «Я сам тебя убью» — добавил мысленно.

— А Олег, он кто?

Женщины!!!

— Начальник чрезвычайного штаба города. Майор. Герой. У него наград чуть меньше, чем у Сурадзе. Мой вассал. И лучший друг.

— Не говори ему, что мы с тобой…

— Не было, ничего и никогда!

— Не было, — слабым эхом отозвалась она, — ничего и никогда! — уже решительно закончила девушка.

Немедленно афишировать Ольгу как принцессу я не хотел по многим причинам, не только по тем, которые озвучил ей. Одна из них сейчас плыла в сторону Москвы. Одна плела сети вокруг трона и попутно имела зуб на меня лично. Как отразится поступок ее высочества на той истории я не знал, а проверять не хотелось. Но даже не эти основные и сотни более мелких доводов повлияли на решение — за два дня только в меня стреляли уже восемь раз. Лишь единожды пуля прошла близко, забрав жизнь Гоши Большого, но моего невероятного везения у Ольги не было.

Теоретически, император может мне простить смерть дочери от болезни. Да, хрена ли себе врать — не простит! Сам, идиот, наболтал лишнего, не учел ее молодости и горячности! Маловероятно, что «тестюшка» цинично пожертвовал наследницей (хотя процентик все же на этой чаше весов я оставил, просто, чтобы был — с одним из их рода я уже имел случай ошибиться) — и не потому, что я так верил в людей, но тогда ее побег как-то поумнее бы обставили.

Но даже так — не простит! Не сразу, так потом прикопает! Но здесь я еще побарахтаться смогу.

А вот если я допущу смерть Ольги от выстрела!!!

Можно пойти и самоубиться, а потом кремироваться. Помнится, Рогов что-то в таком духе предлагал, и это он только Милославского боялся. Я же на всякий случай еще и пеплом по ветру развеяться должен.

Пусть сидит мышью при Олеге. Потом возможно будет и как-то обыграть это, но это уже будет не моя забота. И вообще: вбили девке дурь в голову, упустили в Москве — это их проблемы! У меня своих хватает!

Третий день моего правления, он же пятый с начала эпидемии, прошел в штатном режиме, если только так можно выразиться о нашем положении. Никто меня не подрывал по тревоге, я даже успел немного ухватить сна.

Без накачки «шарма» чрезвычайный штаб заметно приуныл, но вскоре нашел себе новое развлечение: все с интересом следили за развитием событий между их начальником и его секретаршей. Внешне все было вполне пристойно, и поставить парочке в упрек было нечего, но взгляды, которыми украдкой, как им казалось, они обменивались!

Мне было стыдно перед Земелей, но глядя на его счастье и на умоляющие взоры великой княжны, которой страшно нравился ее маскарад, я так и продолжал молчать.

Москва тоже молчала и о пропаже принцессы и о предполагаемых арестах — а по моим расчетам Митька уже должен был добраться со своими бумагами до Тихона Сергеевича. И что там сейчас происходило — бог весть! Но содержание идущих с интервалом в два часа докладов оставалось неизменным.

Во вторник начали умирать те, кто заразился в самый первый день, и кого до сих пор держали на лекарствах. Пока что картина поменялась — загибались простые люди, но это всего лишь означало, что одаренные — а лично для меня это прежде всего Шаман, его жена Вика и Метла — следующие на очереди.

Все чаще мне приходилось включать обратно «шарм», наплевав на последующую неадекватность. На совещании, прямо на наших глазах свалился с приступом Коровкин, чьи голосовые связки я залечивал за эти дни наверно сотню раз. Его преемник не пришел на следующее — тоже заболел. По городу опять начались стычки и выступления.

Помня, что любой вирус в первую очередь поражает ослабленных, при любой возможности накачивал принцессу жизнью . Ее настроение мне не нравилось: Ольгу штормило от любовной эйфории до лютейшей безнадеги, но, что характерно, и в том и другом состоянии она жалась к Олегу, ища у него защиты и ободрения.

А я все никак не мог пересилить себя и сказать другу, кто она, и другие, кто, несмотря на маскировку, ее узнал, тоже хранили секрет.

Во второй половине дня Земеля отпросился отдохнуть, а я направился в вотчину Гольдштейна — мне как воздух требовались хорошие новости! Я был согласен отдать им всю кровь до капли, лишь бы это помогло, готов был стоять над душой и ныть, угрожать, в конце концов!

Соломон Аронович встретил меня неожиданно радостно:

— Как раз собирался вам звонить!

— Неужели?!. - я даже затаил дыханье, боясь сглазить.

— Пока нет, — безжалостно обломал мои надежды ученый, — Хотя мы уже близки! Но у меня для вас другие новости — удалось кое-что понять о самом Fugiens mortem. Это искусственно выведенный вирус.

— У меня уже давно нет в этом сомнений!

— Погодите, ваше превосходительство, не надо меня перебивать! Это искусственно выведенный вирус, но создал его дилетант! Fugiens mortem нестабилен и…

Вот за что люблю Бушарина, так это за то, что он априори считает в физике всех дебилами, поэтому и объясняет всё как для дебилов — кратко и доходчиво. Очевидно, показанное мною знание словосочетания «варицелла зостер» навело Гольдштейна на мысль, что я разбираюсь в теме, потому что дальше пошла такая научная лабуда, перемежаемая латынью, от которой я потерялся уже на первой фразе. Пришлось взмолиться:

— Соломон Аронович! Очень вас прошу: говорите по-русски и как для тупых! Пока что я понимаю только отдельные слова!

— По-русски… То, что природный алексиум имеет собственное излучение, вы знаете?

— Не настолько для тупых!

— Fugiens mortem получен путем помещения Varicella Zoster в интенсивное поле излучения алексиума. Там не все так просто, наверняка есть масса тонкостей и ограничений, но это самое основное, что вам следует знать. Вирус получился убойным, с коротким инкубационным периодом, но вне искусственно созданной среды он может существовать очень недолго, срок жизни — максимум два часа. И попав в человеческий организм, в скором времени начинает возвращаться к первоначальному состоянию.

— Вы хотите сказать, что у меня полгорода с ветрянкой валяется?

— Егор Николаевич, вы же сами приказали упрощать!

— Тогда к чему вы это ведете?

— Спустя два часа вторичное заражение Fugiens mortem может произойти только от сильного одаренного, чье тело насыщено алексиумом! Мы предполагаем, что даже не обычные двести двадцать УЕ идут планкой, а где-то около трехсот!