Rein Oberst - Чужой для всех-3 [СИ]

— Вот оно что? — Марта с горечью смотрела на мужа, перестала реветь. — Ты не рад нашему ребенку!

— Причем здесь рад, не рад? Я всегда хотел иметь полноценную семью.

— Не рад, мой суженый, не рад, — утвердительно покачала головой Марта.

— Не в этом дело, Марта. Просто, рождение ребенка сейчас, очень некстати… А может…? — угрюмые глаза загорелись надеждой. Франц уставился на жену, не смея договорить фразу.

Марта онемела от задумки мужа. Она не ожидала подобной реакции на свою беременность. Душа заполнилась раскаленной лавой, состоящей из обиды и возмущения. Молодая женщина поняла, на что толкает супруг. Ей хотелось броситься на Франца, расцарапать до крови лицо, дать звонкую пощечину. Но она была воспитанной немкой. Порывы негодования, несмотря на молодость, сумела быстро затушить.

— Бесполезная выходка, — подумала она. — Мужа-эгоиста перевоспитает только большое личное горе. — Этого не было в жизни Франца. Да и ударить старшего офицера нацистской армии, она не могла. Боялась. Ее поступок истолковали бы в пользу мужа при бракоразводном процессе. Марта не желала развода. Не для того она выходила замуж, чтобы при первой трудности пасовать. Время утихомирит Франца, успокаивала она себя.

Заскрипели пружины. Марта молча сползла с кровати. Пухлым кулачком стерла застывшие слезы, не глядя на мужа, прошлепала мимо. Франц нервничал, ожидая ответа. Взглядом прощупывал, словно рентгеновским аппаратом, ее чуть выступающий животик. Под шелковой ночной сорочкой в утробе матери теплилась новая жизнь. Марта оглянулась только на выходе. Голова была приподнята. В глазах – сдержанность, расчет. — Хорошей ночи, дорогой супруг, — произнесла она сухим официальным тоном. — Завтрак, как обычно, в восемь утра. Отдыхай. И знай, я никому не позволю разбить нашу семью…

Поздно вечером небольшая военная колонна, оставив позади многокилометровый путь, беспокойно въехала в местечко Хельсендорф. Тормоза заскрипели в центре поселка. Машины, вырывая из темноты свободные места, остановились у единственной гостиницы «Фишер». Из первого бронетранспортера выскочил офицер связи. Отдав распоряжение сержанту, направился к вездеходу Ольбрихта. У «Хорьха» уже топтался Криволапов, потирая уши.

— Где подполковник? — бросил старший лейтенант.

— Там, — кивнул водитель, указав на дверь. — Спят, наверное. Не смею беспокоить.

— Мы прибыли, фельдфебель. Будите своего патрона.

— Не смею беспокоить, — заикаясь, выдавил Криволапов. Обида за взбучку затаилась в душе, словно болотная гадюка под корягой. — Не велено.

Рыжий связист растерялся, захлопал ресницами. Негромко стукнул по двери, — Господин подполковник. Мы приехали. Можете выходить.

— Что? Приехали? — сонно отозвался Ольбрихт. — Хорошо, Генрих. Займитесь личным составом. Я сейчас.

Голова – двухпудовая гиря, не поднять. В натопленном салоне улавливался запах бензина. Не хватало кислорода. Угореть можно, проскочила мысль. Франц провел ладонями по распухшему, потному лицу. Помассировал шею, виски. Стало легче. Натянул фуражку, приподнял цигейковый воротник кожаного черного пальто и словно медведь, вылез наружу.

Морозный воздух бодрил. Небо было усеяно множеством звезд. Снег, выпавший накануне, искрился на свету гостиничных прожекторов…

— Ох, хорошо! — вздохнул он полной грудью. — Тишина, как будто и войны нет. Крестьяне живут в свое удовольствие. Чистый воздух, природа, уважаемый труд. — Клаус, хорошо быть крестьянином, как ты думаешь?

— Ты ошибаешься, Франц, — устало отозвался двойник. — Поработай на маслобойке, вычисти коровник от навоза и твоя романтика улетучится. К тебе начальник лагеря бежит. Отдай распоряжение. Идем спать. Чай, семьсот километров отмахали от Берлина на юго-запад.

— Ты что, простудился? Твой голос раздается, будто из ржавого трюма.

— Не обращай внимания. Кажется, афганская пыль и песок засели в бронхах навечно.

— Понятно. Есть более серьезный вопрос.

— Слушаю.

Франц запрокинул голову, разглядывая вечность, спросил: — Действительно, что к началу операции пойдут туманы? Мороз хватает за уши. Млечный путь растянулся на все небо.

— Я тебя когда-нибудь подводил, мой ты сомневающийся?

— Нет.

— Тогда не задавай риторических вопросов. Что знаю я, знаешь и ты.

— Здравия желаю, господин подполковник. Майор Стальберг – начальник штаба контрразведывательной школы РОА. Рад видеть вас.

Франц оторвался от звезд. С удивлением стал разглядывать сухопарого офицера, говорящего с акцентом. На левом рукаве шинели майора выделялся шеврон в виде Андреевского щитка с красным кантом с заглавными буквами РОА. На фуражке не было германского имперского орла. — Вы, русский? — наконец отозвался он.

— Так точно, господин подполковник. Преподавательский состав во главе с начальником школы полковником Тарасовым – все русские. Нас перевели из Летцена, из Восточной Пруссии в октябре 44 года. Сидорин, Кравцов, ко мне, — окриком подозвал солдат начштаба. — Помогите расквартироваться офицерам.

— Хорошо, майор. Поговорим завтра. Покажите нам номера и вы свободны.

— А как же ужин, господин подполковник? — брови Стальберга взлетели, чуть фуражка не свалилась. — Шнапс? Банька? Наши умельцы быстро сообразили, когда узнали о вашем приезде. Может фрейлин-с? — майор заискивающе заулыбался. — В пятой группе у нас обучаются агенты-девушки: санитарки, радистки. Так мы их быстро организуем.

— К свиньям все, майор, — проскрежетал Ольбрихт. Головная боль не проходила. Франц хотел быстрее остаться один. — Готовьтесь к учебно-боевой проверке. Утром я должен иметь светлую голову. Да, принесите в номер стакан горячего чая. Других указаний не будет, — Франц сделал стремительный шаг в сторону гостиницы. Заскрипела добротная кожа пальто. Майор еле успел отскочить.

— Как остальные господа офицеры? — затараторил Стальберг, догоняя Франца. — Мы целый день готовились?

— Остальным это может понравиться, — усмехнулся немец, не останавливаясь. — Но будьте осторожны. Не маячьте долго у них перед глазами. Майор Шлинке недолюбливает вашего брата. Я предупредил вас…

К удивлению начальника штаба группа майора Шлинке также отказалась от баньки, фрейлин и сытного ужина. Единственно истребовав для себя дальнюю комнату гостиницы и, чтобы ужин доставили туда. Когда Ольбрихт заглянул к русским, вся четверка расположилась за столом, налегая на разносолы немецкой и русской кухни. Посредине еды стояла распечатанная бутылка водки. Русские оживились с его приходом. Пригласили к столу. Он не стал задерживаться. Пожелал приятного аппетита, удалился. Группе Шлинке было, что обсудить вместе. Решался вопрос участия в операции. Вся команда в сборе.