Rein Oberst - Чужой для всех-3 [СИ]

…Группенфюрер отброшен на лимузин. Вокруг лежат, опрокинутые рослые белокурые телохранители, набежавшие адъютанты. Глянцевый бок «Мерседеса» в крови, снег в крови. Много крови. Снайперские выстрелы никому не дали шансов даже оглянуться. У ног Гитлера лежит водитель, пытавшийся втолкнуть вождя в машину…

— Фюрер жив, он не может умереть! Иначе погибнет нация… — шепчут губы.

— Быстрее, быстрее, — Хайнц рычит, подгоняет водителя, опережая «Опель», выскочивший из леса. Машина набитая егерями, как и люди его батальона, спешила на помощь.

«Кубельваген» ворвался на аэродром в самый разгар боя.

Завизжали тормоза, руль резко брошен вправо. Вездеход развернулся, но удержался, не перевернулся, подставившись левым боком. Водитель успел уклониться, уйти. Длинная, огненная трасса пронеслась рядом, превращая в щепу остатки шлагбаума, будку часового.

Хайнц с парабеллумом в руках, в расстёгнутой шинели, без фуражки, она так и осталась лежать недалеко от отхожего места, вывалился из вездехода и залег за передним колесом. Присмотрелся вокруг. Повсюду валялись трупы охранной команды аэродрома, разбитая автомобильная техника. Ангар и летный домик горели. Склад с боеприпасами оставался невредимым. Возле него из траншеи велся ответный автоматно-винтовочный огонь. Впереди в полукилометре возвышался домик руководителя полетов. Недалеко располагались истребители и огромный «Конкорд». Самолеты без видимых повреждений. Ближе к КПП грозно крутила башней «Пантера», рядом стоял бронетранспортер. Правые вышки молчали, по всей видимости, занятые противником. Из вышек слева велся интенсивный, убийственный огонь по караульному помещению и небольшой казарме, которые были разрушены и горели.

— Где же фюрер? — вновь подумал нацист и поднялся, чтобы лучше оглядеться. И сразу осел на снег, застонал от нестерпимой боли. Пуля задела правое предплечье, вырвав кусок шинели, распоров мясо. Хлестала кровь. — Шульц! Перевяжи! — рыкнул он, подползшему водителю. — Что видел? — бросил чуть погодя, и скривился, когда водитель наложил жгут.

— Я… я-я видел машину фюрера! Она там, — проговорил водитель, заикаясь.

— Где там? — выдавил Хайнц, стиснув зубы. — Что ты возишься, перевязывай быстрее.

Эсэсовец разжал пальцы, держать оружие было невыносимо. Пистолет упал на снег. — Подберешь.

— Господин оберштурмбанфюрер, ползите к нам, — вдруг донеся правее зов.

— Кто зовет? Посмотри, — приказал Хайнц. Шульц затянул посильнее узел, выдохнул: — Все, перевязал, — отстранился от офицера. Выглянув из-за машины, он увидел Кранке. Сержант интенсивно махал им рукой.

— Это унтершарфюрер Кранке. Он в окопе. Нам надо туда, господин оберштурмбанфюрер. Там безопасней. Подождем подкрепление.

— Где машина фюрера, болван?

— Она возле домика руководителя полетов, где самолеты, левее «Пантеры». Там и машины сопровождения.

— Ладно, бегом к траншее. Я за тобой.

— Слушаюсь, — ефрейтор подобрал автомат и согнувшись побежал к окопу. Но прямо на бруствере, распластав руки, рухнул вниз.

— Черт! Наказание! — рыкнул Хайнц. — Откуда снайпера? Что делать? Кто захватил аэродром? Американцы? Нет… Они скорее всего послали бы "крепости". Это русские… Да, это отряд русских коллаборационистов…! Он погиб. Во всем обвинят его, что пропустил русских на секретный объект. Сердце заходилось от накатившего панического страха, от приближающей смерти. Хайнц отрешенно привалился к колесу. Ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть и слышать. Одно желание – умереть спокойно. Пули свистели вокруг, находили, как цель, его «Кюбельваген». Корпус превращался в решето. Но Хайнц не реагировал на это.

Через какое-то время нацист справился с душевным потрясением. Здоровой пятерней зачерпнул снег, приложил к лицу, к груди. Талая вода приятно охлаждала. — Что делать…?

В эту минуту, левее вездехода, в сторону КПП пронеслись смерчем малокалиберные снаряды. Заработали вновь Flak 38. Одновременно зашелестел пулемет с вышки. За спиной туго ударило в воздух. Фугасный снаряд с ужасающим воем пролетел в сторону подходивших войск. На глазах немецкого комбата «Опель» с егерями, подбросило и разорвало на куски. Перекрестный огонь зениток, словно автогеном, вспарывал металлические бока бронетранспортёров, взрывал машины и мотоциклетки подходившего батальона «Лейбштандарт Адольф Гитлер», его батальона. Солдаты горели, метались, кричали, гибли. Груды разбитой горящей техники перекрыли въезд на аэродром.

— О мой, бог! — вырвался стон из груди. — Это конец…

Хайнц ничем не мог помочь своему батальону. Он сидел на снегу окровавленный, с истерзанной душой и подавленной волей. Он с ужасом смотрел, как гибнут его шутце, отобранные из лучших эсесовских частей.

Когда бой стал затихать, немец, не оглядываясь, загребая левой рукой снег и, отталкиваясь ногами, словно раненый ящер, пополз к траншее…

Франц сдвинул люк башенки, задышал полной грудью. Лицо разгоряченное, потное. Вскинул бинокль, присмотрелся.

Бой затихал. Зенитки молчали. Отдельные пулеметные очереди из вышек добивали остатки батальона охраны. Склад с боеприпасами и самолеты стояли невредимыми. Со стороны разбитого «кюбельвагена» в сторону траншеи полз тучный офицер СС. Франц узнал Хайнца.

— Ты смотри, Клаус, какой живучий комбат? Что будем с ним делать? — послал вопрос другу.

В голове справа раздался легкий щелчок, будто включился электропроигрыватель. Клаус, сонливым голосом, ответил: — Жаль булочника из Швабии, но он не жилец. Кальтенбруннер изувечит в гестапо. Помоги умереть достойно.

— Ты прав, Клаус, как всегда. Другого выхода не вижу. Достойно умереть в бою, нужно заслужить. Пусть даже авансом.

Франц включил ларингофон, отдал команду: — Единичная цель на 11, дистанция триста пятьдесят – уничтожить.

Задрожал основной танковый пулемет. Раскаленная настильная струя прошлась по брустверу небольшой траншеи, подняв снежный вихрь, а затем, взяв правее, распотрошила эсэсовца.

— Теперь пора… — офицер достал подготовленную ракетницу и отвел затвор.

— Полковник! Полковник Ольбрихт! — вдруг за спиной раздался окрик.

По голосу Франц узнал Шлинке. Черт! Что еще стряслось? Этот русский из СМЕРШ уже опостылел. Когда будет покой? — Франц обернулся. К «Пантере» стремительно приближался русский разведчик.

— Что случилось, Шлинке? — спросил Ольбрихт раздраженно, сойдя с танка.

— Не кричи. Пришла шифровка с центра. Читай.

Ольбрихт взял протянутый клок бумаги, мгновенно прочел короткую фразу. Вновь впился в текст, не веря содержанию. Заиграли желваки, шрам натянулся, побагровел.