Олег Таругин - Командарм. Позади Москва

Пока башнер перезаряжался, немецкий механик перекинул передачу, рывком выталкивая машину на открытое место. Выстрел. И ощутимый удар в броню, едва не сбросивший лейтенанта с места. Попал, с-сука! Вот только куда? Пробития точно не было, сто процентов, вот только башню заклинило намертво. Твою мать! Что же делать? Уходить? Похоже, да, стрелять бессмысленно, пушка смотрит градусов на десять правее цели, никак не наведешься…

На этот раз гитлеровский танк даже не стал сдавать назад: командир понял, что русский панцер безопасен. И выстрелил, едва только заряжающий впихнул в казенник новый унитар. Дульный срез KwK 37 полыхнул неяркой вспышкой, и «тридцатьчетверка», получив с четырех сотен метров очередной семикилограммовый подарок, тяжело вздрогнула, снаряд попал в люк мехвода, своротив массивную крышку. Осколок внутренней брони ударил повыше правого колена; резкий толчок все-таки сбросил ротного с сиденья, опрокинув на заряжающего. Шипя от острой боли, Серышев встретился взглядом с башнером:

– Степа, все, край! Уходи немедленно, я следом!

– Угу, вот прямо счас, – пробубнил товарищ, повторив недавно сказанные командиром слова, и подхватил Василия под мышки. Рывком подсадил, раненую ногу дернуло болью.

– Лезьте к люку, я пока пулемет сниму. Да не тормозите, тарщ лейтенант, давайте, пока нас добивать не стали!

Подивившись неслыханному раньше выражению – при чем тут тормозить? За фрикционами он, что ли, сидит? – Василий перевесился через закраину башенного люка и мешком сполз на крышу моторного отсека, откуда в буквальном смысле скатился на землю по наклонной кормовой броне. Раненое бедро болело, но пока вполне терпимо. Оттолкнувшись здоровой ногой от забитой грязью гусеницы, ротный торопливо пополз в сторону от танка.

Немец выпалил в третий раз, похоже, и на самом деле вознамерившись добить проклятого русского и окончательно наплевав на опасность угробить пленного.

Бум! Бдззынь!

«Степа… – отрешенно подумал Серышев, со второй попытки поднимаясь на ноги. – Ну чего возишься, собака эдакая? Убьют же».

– Степан!

– Да туточки я, не орите, тарщ лейтенант, – вывернулся откуда-то сбоку башнер. – Давайте подмогну, – закинув руку командира на плечо, потащил за собой. – Не снял я пулемет, уж извините. Почти успел, так этот гад снова по нам долбанул, чудом меня не прибил.

– А танк? – вспомнил ротный, сжав зубы, терпя боль в раненой ноге. – Заминировал?

– Зачем? – зло выплюнул Анисимов. – Фриц за нас и так все сделал, оглянитесь, вон…

Повернув голову, Серышев увидел вырывающиеся из башенного люка клубы дыма, пока еще темно-серого, но чернеющего буквально на глазах.

– А гранаты я так на боеукладке и оставил. Уж не знаю, что раньше рванет, но что рванет – точно, – пояснил башнер. – И нехай потом, как остаток бэка ахнет да соляр прогорит, ищут, что там от ихнего Гудериана осталось! Знаю, что вас перевязать нужно, но пока никак не получится, потерпите малехо. Вот подальше отойдем, там уж и остановимся, бинты у нас имеются, я всю танковую аптечку в сидор запихнул…

Первое время Цыганков еще старался прислушиваться к доносящейся со стороны дороги канонаде. Ухо опытного танкиста без труда отличало выстрел «тридцатьчетверки» от характерного звука немецкого семидесятипятимиллиметрового орудия. Вот только родная Ф-34 отчего-то пальнула всего раз, тогда как немец – аж трижды, с небольшими интервалами, примерно такими, какие и требуются для перезарядки. Несколько долгих минут за спиной стояла тишина, затем раздался гулкий удар, вовсе не похожий на артиллерийский выстрел. Механик-водитель зло скрипнул зубами, прекрасно зная, что это означает: взрыв боекомплекта, ясное дело! Неужели все?! Неужели Васька Серышев со Степкой Анисимовым навечно остались в искореженном корпусе уничтоженного танка?!

С трудом подавив острое желание врезать автоматным прикладом в ссутулившуюся спину пленного, Виктор взял себя в руки, успокаиваясь. К слову, насчет «ссутулившейся спины» он нисколько не преувеличивал. Километра через два с Гудериана окончательно сошла былая спесь, и генерал-полковник прекратил вышагивать с таким видом, словно это не его в плен взяли, а вовсе даже наоборот, он куда-то ведет пару русских танкистов.

Нет, скорее всего, ребята живы и сейчас идут следом за ними! Почему он так решил? Да потому, что между последним выстрелом фашистского танка и взрывом прошло почти пять минут. Значит, никакая это не детонация из-за попадания вражеского снаряда! Видимо, уходя, мужики заминировали боеукладку, рассчитывая подловить гитлеровцев, осматривающих подбитый – ну, а какой же еще, коль фрицы три раза стреляли? – танк. Те, разумеется, полезли внутрь, надеясь выяснить судьбу пленного, да и подорвались.

Мысль о том, что товарищей могло контузить или убить во время боя, а остатки бэка рванули в результате пожара – в баках оставалось еще достаточно солярки, – Цыганков старательно прогонял, упрямо не допуская даже теоретической возможности их гибели. Как известно, прав он оказался ровно наполовину: взрыв действительно вызвало возгорание разбитого третьим попаданием бака…

Может, остановиться и немного передохнуть? Заодно и наших подождать – должны же они были заметить оставленный знак? Хотя нет, рано пока. Нужно еще хотя бы километра полтора протопать, а там и о привале можно будет думать. Жаль, лейтенантская карта ничем помочь не в состоянии: этого квадрата на ней попросту нет. Поскольку закончилась – кто ж мог предположить, что они пешком уходить станут? Да еще и в направлении, непроходимом для танков?

Словно прочитав мысли мехвода, Гудериан неожиданно остановился: стоило несколько притормозить темп движения этих сумасшедших русских. Иначе помощь за ними просто не угонится, особенно по этому ужасному болоту. Да и устал он достаточно серьезно: «быстроногий Гейнц» никогда не считал себя паркетным воякой, но не по трясине же километр за километром бродить?! Это уже определенно перебор, он танкист, а не какой-нибудь пехотинец! Поэтому нужно передохнуть и дать хоть немного времени тем, кто идет следом за ними:

– Ich bin müde. Ich brauche ein wenig Ruhe! [32]

Цыганков коротко пожал плечами:

– Извини, хер хенерал, не понимаю. Нихт ферштейн. Топай дальше.

– Ich bin schon mehr als fünfzig Jahre alt! Ich bin nicht so jung und stark wie sie! [33]

– Сказал же… – с досадой пробормотал Виктор, сдергивая с плеча автоматный ремень. – Ну?

– Нушний… отьдых… – с трудом подбирая слова, неожиданно сообщил пленный, взглянув в лицо механика-водителя. – Йа кафарить… was… чьто мньне уше fünfzig фозраст! Пьятдесьят год! Nein… ньет молотость. Нушно мало отьдых… Zehn minuten… verstehen?

– Твою мать… – ахнул Цыганков, ошарашенно переглянувшись с радиотелефонистом. – Так ты это чего, по-нашему понимаешь?!