Александр Калмыков - А теперь на Запад

Не жалея патронов, бойцы стреляли по каждому подозрительному движению, чтобы противник не осмелился высунуться и оказать сопротивление. Казалось, «тридцатьчетверки» были охвачены огнем, такую интенсивную стрельбу вели десантники. Стреляные гильзы, разлетавшиеся во все стороны, дождем сыпались на землю, отмечая наш путь. То и дело раздавалось буханье от взрывов гранат. Заранее мы не это планировали, но по молчаливому уговору бойцы с передних танков взрывали машины, припаркованные во дворах, а на долю десантников последних танков достались грузовики, стоящие у самого края дороги.

Мне даже стало немного жалко, ведь пропадало столько имущества, которое могло бы нам пригодиться. Я почти почувствовал, как Свиридов смотрит жадными глазами на свою мечту – немецкую полевую кухню с огромными колесами и высокой трубой. Возможно, он бы даже решился остановить танк и прицепить ее к волокуше, но к счастью, кухня стояла в кузове грузовика, откуда ее пришлось бы долго снимать.

Проезжая центр села, мы увидели здание сельсовета. Несколько легковых машин, припаркованных рядом с ним, говорили о том, что здесь располагается немецкий штаб. По команде Яковлева, «Громобой» и еще пара танков съехали с дороги и отсалютовали немецким офицерам орудийными залпами, после чего бросились вдогонку остальным.

Как грозный ураган пронеслась наша колонна по селу. Танки мчались на полной скорости, гремели взрывы гранат, трещали пулеметные очереди, пылали подорванные грузовики. Замыкающая «тридцатьчетверка» развернула пушку назад и добивала уцелевшие машины. Хотя во время движения сильные колебания танка не дают точно прицелиться, но на небольшом расстоянии да еще по таким крупным мишеням промахнуться трудно.

В таких условиях немцам было нелегко отважиться на ответный огонь, а тем более метнуть гранату, поэтому убитых и раненых у нас оказалось мало, в основном это были пострадавшие от взрыва грузовика, груженного боеприпасами.

Вот уже почти вся колонна миновала село, но радоваться пока рано. Последний танк ехал медленно, чтобы забрать раненых, упавших с брони во время этой отчаянной гонки по улице. Даже на хорошей дороге тормозной путь разогнавшейся тяжелой машины составляет метров сорок, а на скользкой, покрытой снегом, еще больше. Поэтому задача подбирать упавших была возложена на замыкающую машину.

С каждым мгновением вероятность того, что фрицы придут в себя, возрастала, и я нетерпеливо отсчитывал секунды. Хотя несколько пулеметов держали улицу под прицелом, пресекая всякие попытки шевеления, но все равно я был весь на взводе. Но вот наконец-то последний танк покинул село, где мы оставили после себя полсотни горящих машин, и колонна устремилась вперед.

Скорее всего, убитыми немцы потеряли не так и много людей, но зато лишились всей своей техники и припасов. Так что теперь это не боеспособное подразделение, готовое в любой момент двинуться на фронт, а скопище дезорганизованных солдат. На то, чтобы привести батальон в порядок, назначить новое командование, обеспечить транспортом и боеприпасами, потребуется много времени.

Теперь мы едем прямо на юг, где нас ждут окруженцы. Больше половины пути пройдено, и еще километров пять никаких населенных пунктов нам на пути не встретится. Идиллия, да и только. Но, нарушая волшебную идиллию, с головного танка сообщили, что видят впереди колонну машин. Подъехав поближе, мы насчитали больше двадцати крытых грузовиков. Готовиться к бою никто из немцев явно не собирался. Ну кому может прийти в голову, что здесь, глубоко в тылу, они повстречают советские танки? Совершенно очевидно, что выкрашенная в белый цвет бронетехника без опознавательных знаков была своей. Да и «ганомаг», возглавлявший нашу колонну, подтверждал это.

Уступить нам дорогу немцы не могли, поэтому грузовики остановились, ожидая, пока мы не объедем их по снежной целине. Ну что же, мы ребята покладистые. Как хотят, так мы и сделаем. Притормозив, передние танки развернулись на месте и осторожно переехали через глубокий кювет. Пользуясь моментом, водители грузовиков вышли из машин и устроили перекур. Только когда башни начали синхронно поворачиваться влево, кто-то посообразительнее догадался броситься наутек.

Танки остановились, и бойцы занялись привычным делом. Боем это назвать сложно, скорее избиением беззащитной техники и отстрелом бегущих. И на этот раз у нас была возможность уделить внимание каждому грузовику, и от вражеской колонны не осталось ровным счетом ничего.

Собрав после боя взводных, я начал выслушивать доклад об отсутствии потерь и собранных трофеях, как вдруг Яковлев прервал такое приятное занятие, позвав меня на помощь.

Проблема, вставшая перед нами, действительно была очень серьезной. Около полутора десятков немцев сдались в плен и теперь робко жались друг к другу, старательно задирая руки повыше.

Одно дело, когда убивают в горячке боя, тут уж ничего не попишешь. Могу я закрыть глаза и на то, что в отсутствие командира бойцы потихоньку пустят в расход пленных. Но отдать приказ на расстрел безоружных мы, разумеется, не могли. Однако и везти немцев с собой никакой возможности нет, их просто некуда посадить. Если бы мы вели обычное наступление, а за нами следовали части второй волны, можно было бы просто оставить для охраны пленных пару легкораненых красноармейцев. Но у нас-то рейд в тыл врага.

Выход из ситуации не придумывался, и пришлось позвать политруков, предоставив им право решать, что делать. В конце концов, решение моральных проблем – это их работа.

Взглянув на пленных, Коробов не стал долго рассуждать и достал пистолет. Перед тем как мы покинули нашу дивизию, ее политработники сделали нашему политруку роскошный подарок, вручив на память трофейный «Маузер-712», чтобы он больше походил на классического комиссара.

Увидев, как политрук вытаскивает оружие, немцы сразу оживились. Кто-то упал в обморок, кто-то встал на колени. Но некоторые опустили руки и решительно выступили вперед, выкрикивая что-то на своем языке, и вряд ли это были слова благодарности.

Кивнув Леонову, чтобы он подошел, Коробов выбрал из кучки немцев унтера и стал ему что-то втолковывать. Судя по тому, как фрицы сразу расслабились, а некоторые даже заулыбались, компромисс был все-таки найден. Наконец политрук вручил свой «маузер» немцу, которому в спину тут же уперся ствол автомата, и отошел в сторону.

Унтер начал вызывать по одному своих солдат, расспрашивал их, а потом, тщательно прицелившись, стрелял в руку или ногу. Раненого тут же оттаскивали в сторону и отдавали на перевязку нашим санитарам.

– Немец заявил, что он хороший стрелок, – пояснил Коробов, – и сможет ранить каждого солдата туда, куда он пожелает. Например, кто-то хочет закончить для себя эту войну и просит прострелить ему локоть или ступню. А другие, наоборот, спешат вернуться на фронт и требуют, чтобы он попал в бедро так, чтобы не задел кость.