Валерий Большаков - По закону меча. Мы от рода русского!

Сухов очень оживился и, угадывая взволнованное дыхание над собою, сел спиною к ножу, нащупал онемевшими пальцами рукоятку.

Сколько раз он читал про такой способ освобождения, и вот самому довелось... Это было трудно, кожаные завязки упорно не поддавались лезвию. Но вот лопнул один ремешок, потом другой, третий. Неожиданно руки стали свободны. Руки-крюки...

Кряхтя, Олег сжимал и разжимал кулаки, тер запястья. Кровь запульсировала в пережатых жилах, и вернулась боль.

«Ничего... Злее будешь!»

Неуклюже перехватив нож, Олег перерезал путы на ногах и попробовал встать. Это ему удалось. Походив, Сухов размялся, поприседал, отжался раз десять от пола. Сила и гибкость вернулись сполна. «Приступим...»

Олег подошел к двери и прислушался. Тихо... Просунув нож в широкую щель, он уперся острием в щеколду и сдвинул ее на полсантиметра. И еще. И еще, пока дверь не скрипнула тихонько, сигнализируя о том, что вход свободен.

Выглянув из тьмы во тьму, слегка озаренную парой факелов, воткнутых в держаки на стенах внутреннего двора, Сухов не обнаружил стража. Надо полагать, нарушителя дисциплины привлек запах плова и майноба, многолетнего вина наподобие коньяка.

Выскользнув наружу и заперев дверь за собой, Олег по стеночке прокрался к комнате Джавдета. Вход был прикрыт кожаным пологом, и Сухов решил не таиться – до него доносился мощный храп погонщика.

Откинув полог, Олег проник в комнату, где обнаружил «главного после Долгого Абдаллы» спящим на толстом армянском ковре, красном с желтыми разводами. Над Джавдетом витал сладкий дух майноба, смешиваясь с запахом горелого масла, распускаемым светильней в углу.

Свой меч Сухов обнаружил висящим на стенке и мигом опоясался, затянул перевязь, погладил ладонью рукоять. Нет, грязнить меч мы не станем...

Олег присел на колени рядом с Джавдетом. Погонщик замычал во сне, словно чуя скорую погибель, приподнялся, болтая головой, и Сухову оставалось лишь ухватить башку руками и резко крутануть ее. Глаза Джавдета выпучились, узнавая пленника – за секунду до того, как мокро хрустнули позвонки.

Поднявшись, Олег двинулся дальше, от комнаты к комнате. Трех аробщиков, прибившихся к каравану, Сухов оставил жить. Восьмерых охранников зарезал, сонных и пьяных, а потом пришел черед и караван-баши отведать водички из Пруда Пророка... [41] Пруд Пророка – водоем, из которого пьют те из правоверных, кто попал в рай.

Оставались погонщики. Эти не спешили ложиться спать – друзья и подчиненные Джавдета гуляли в большой комнате рабата.

Шестеро сидели вокруг открытого очага, а надушенные подростки-кравчие, наряженные в халаты из переливчатых шелков-букаламунов, бесшумно скользили остроносыми чарыками по ворсу ковров, обносили погонщиков вином и набизом. Шамсия и еще несколько девушек находились здесь же, покорно дожидаясь своей очереди, но клиенты еще не созрели до плотских утех.

Олег схоронился за тяжелым пыльным занавесом и внимательно осмотрел комнату. Оружие было свалено в углу вместе с седлами и сумками-хурджунами. Там были и луки в налучьях, и колчаны, набитые стрелами... Сухов прикинул, что к чему, и решил попробовать. Во-первых, должен сработать эффект неожиданности. Во-вторых... Ну, стрелок из него плоховастый, но промахнуться с пяти шагов?! Если он допустит подобное, то гнать его надо из варягов, таким в дружине не место...

Олег выдохнул. Отведя полог, он прошел в комнату, неслышно ступая по толстому ковру. Погонщики нестройно ревели, изображая хоровое исполнение песни о некоей луноликой Меванче, подобной гурии. Мужчинки размахивали руками, проливая вино из кубков, пили, закусывали, обтирали грязные руки о халаты.

«Веселитесь, веселитесь...»

Каниз узнала его, вздрогнула и торопливо зашептала подругам что-то успокаивающее. Девушки побледнели так, что уподобились привидениям из страшных сказок.

Олег спокойно прошел к оружию, сваленному в кучу, выбрал лук, вытащил из колчана пучок стрел...

Когда оперенное древко вылезло из груди Али-Джафара, собутыльники, вернее, сокувшинники не сразу это заметили. А когда разглядели, то тупо уставились на хрипящего товарища, шарившего руками по кровавому пятну. Махсум умер сразу и упал в огонь головой. Загорелась чалма. Третьим выгнулся Усман. Юнус до того протрезвел, что сумел вскочить, – стрела пронзила его шею спереди.

А вот с Фахриддином пришлось сойтись-таки на мечах. Два скимитара сверкнули, скрещиваясь, зазвенели. Снова сошлись, скрежеща доброй сталью.

Олег видел перед собой потное лицо противника и снова пожалел меч – воткнул в печень Фахриддину нож, посланный Шамсией.

Последнему из компании погонщиков он оставил жизнь – противно стало. Да и что за подвиг – резать пьянь?

– Шамсия!

– Я здесь!

– Уходим!

– Бежим!

– Не бежим, а именно уходим. И не забудь взять верблюдов! Три, четыре, сколько сможешь увести. Если хочешь – поделись с подругами, мне чужого добра не жалко...

Стремительным шагом Сухов вышел во двор... И нос к носу столкнулся с Ивором Пожирателем Смерти.

– Ивор?!

– Полутролль!

Они обнялись, не скрывая радости.

– Мы тебя ждали-ждали, – прогудел Малютка Свен, выходя из тьмы, – да так и не дождались. Стали искать, вышли на след и дунули сюда!

– А ты, смотрю, – проворчал Турберн, пряча меч в ножны, – времени зря не терял... Всех уделал!

– Заглядываю в одну комнату, – подхватил Саук, – трупы! В другую – трупы! И тишина...

– А это кто такая? – уставился на Шамсию Стегги Метатель Колец.

– Это здешняя невольница, она мне помогла. Я ей обещал всех верблюдов из каравана отдать, вместе с грузом.

– Раз обещал, – рассудил Железнобокий, – пущай забирает. А мы коней возьмем, не пешком же до Шемахи топать? И так уже все ноги сбили, тебя догоняя...

«Чертова дюжина» помогла нагрузить десяток верблюдов и проводила девушек-невольниц за ворота.

– А я бы с той худенькой покувыркался бы... – задумчиво проговорил Малютка Свен.

– Охолонись, – строго сказал Турберн. – Вот займем Шемаху, и кувыркайся хоть до одурения. По коням! Поехали наших встречать...

Утром солнце осветило безрадостную степь, редко где отмеченную зеленой арчой, купами дубов или порослью кизила. А вот там, где селились люди и хватало воды, колыхалась не трава, а пшеница. Зеленели виноградники. Зрел хлопчатник.

Впрочем, варяги (а их в поход отправилось четырнадцать сотен) старались обходить селения стороной – не стоило размениваться на мелочь, когда впереди ждал крупный приз.

Поначалу наведывались – реквизировали коней и мулов, но вскоре вся пехота превратилась в кавалерию. Конники из варягов получились хреноватые, да от них и не требовались фокусы джигитовки. Главное, прибытие в Шемаху резко ускорилось – и никто из местных не успевал предупредить шаха о непрошеных гостях.