Сергей Мельник - Сборник Попаданец

— Папа! — рыдая, протянула к нему руки Катрин. — Но ведь ничего не было, я девственна!

— А что же тогда, по-твоему, было? — Король, словно зверь в клетке, принялся расхаживать по комнате.

— Мы просто поцеловались… — Принцесса опустила голову.

— Просто?! — Король замер возле дочери, разведя руки. — Просто?!

— Я… — тихо прошептала что-то принцесса.

— Что? — Митсвел театрально склонил голову набок. — Не слышу, что ты?

— Я схватила его за яйца, — вжав голову в плечи и зажмурившись, наконец, произнесла она. — Я совсем чуть-чуть помяла их и сразу же отпустила его на волю, папа! Честно-пречестно!

— У-а-а-а-а! — Слов у его величества не было, он весь стал бордово-красным, словно свекла, его пудовые кулаки принялись гулко долбать изысканно драпированные стены, круша меблировку комнаты. — Курицы-ы-ы!

— М-да, — произнесла императрица, пригибаясь, когда над ее головой пролетел маленький столик красного дерева, отправленный в полет пинком могучих копыт короля. — Про яйца, пожалуй, не стоило.

— Определенно, — согласилась старушка, в последний момент отскочив от окна, в которое его величество выкинул кресло.

— Но он же сам спросил! — возмутилась принцесса, прячась за спинкой дивана.

— Запомни, деточка, в будущем пригодится, — произнесла бабуля, также заскакивая за диван, когда король стал швыряться канделябрами. — Мужчины такие создания, что сами не знают, что спрашивают. Для их же блага всю информацию для их ушей следует тщательно сортировать, сама видишь, какие они ранимые и слабые внутри.

Раненый и слабый мужчина меж тем, жутко потея и кряхтя, выбросил из окна тяжеленный сундук из мореного дуба, заменяющий комод в местной обстановке, тут же принявшись в остервенении рвать на тряпки шелковые портьеры и гардины, жутко рыча и похрюкивая от негодования.

— Курицы-ы-ы! — победоносно воздел к потолку руки король, разрывая над головой подушку, отчего всю комнату заполнили разлетевшиеся в разные стороны белые перышки.

— Яйц-а-а-а! — через некоторое время опять заорал он, с ноги выбивая часть межкомнатной перегородки и застревая в стене, отчего, нелепо размахивая руками, стал прыгать на одной ноге.

— Ну, все, кажется, попался, — произнесла императрица, рассматривая матерящегося и обездвиженного короля у стены.

— Вот скажи мне, чего так истерить? — обратилась к императору старушка, выбираясь из-за дивана и помогая выйти принцессе. — Если бы мы, женщины, не мяли каждая в свое время мужикам яйца, то где бы сейчас человечество было? Мы бы давно уже все вымерли.

— Курицы-ы! — сопел король в капкане. — Яйца-а!

— Это что-то глубинное, — пожала плечами императрица, стряхивая с диванчика ворох перьев и, аккуратненько подобрав платье, присаживаясь на него. — Что-то вроде старинной пословицы, свои яйца ближе к телу, или как там, в народе, говорят?

— Фух, умотал, гаденыш. — Вальери устало уселась рядом с императрицей. — Весь в покойного папочку, лишь бы кулаками махать.

— Дурная наследственность, — рассмеялась императрица, добавив уже королю: — Ты как там, Мити? Полегчало немного?

— Я вам покажу яйца-а-а! — Король через спину потряс своим кулаком, продолжая балансировать на одной ноге и безрезультатно пытаясь вытащить из проема стены другую.

— Поверь мне, солнышко, — откликнулась старушка. — Мы с императором уже видели их у тебя, можешь не показывать. Маленькие такие, розовенькие, ты в детстве часто ими тряс, бегая без штанов.

— Курицы! — сквозь стон заскрипел зубами Митсвел Первый.

— Ой! — вскрикнула вдруг принцесса, поднимая с пола осколок зеркала. — А где мои брови?

— Ну и семейка. — Театрально закатила глаза императрица. — Как ты с ними столько лет одна возишься?

— Тяжело только первые шестьдесят-семьдесят лет, потом привыкаешь, — шмыгнула носом старушка.

— Где мои брови?! — взревела под стать своему отцу Катрин.

— Яйца! — вторил рупором папа.

— Что делать-то теперь? — Старушка повела плечами. — Ума не приложу.

— Ну, эту красотку однозначно в Карбланд. — Махнула рукой императрица. — Пусть теперь у ее мужа голова болит, с нас, пожалуй, хватит.

— О боги поднебесья! Что обо мне теперь люди подумают без бровей?! — голос принцессы в какой-то момент заглушил порыкивания отца.

— Вот! Слышишь? — усмехнулась старушка. — О репутации задумалась.

— А вот с этим придется повозиться. — Император качнул головой в сторону короля. — Тут так просто не обойдется, убьет ведь барончика нашего.

— Пожалуй, убьет, — согласилась Вальери. — С него станется.

— Жаль парня. — Императрица сняла с плеча де Кервье перышко. — Есть мысли какие по этому поводу?

— А как же, — улыбнулась бывшая королева. — Мы, женщины, посланы небесами, дабы думать о главном и наперед.

— Где мои брови?!

— Рассказывай, — улыбнулась императрица. — Как нам спасти в этой ситуации…

— Яйца!

— …наше юное дарование?

— Где мои брови?

— Яйца!

— Брови!

— Курицы-ы-ы-ы!

Похоже, я как всегда попал.

Меня прямо с площади забирали под конвоем, предварительно сковав в кандалы. За что? Ну, мало ли? Мне не говорили, а у меня не было сил и желания спрашивать. Я тупо и безразмерно устал, для того чтобы думать, жить и барахтаться, сопротивляясь вселенной.

Сначала меня везли в закрытом возке, потом тащили под руки в какие-то подвалы, напялив темный мешок на голову. Правда, там я не успел даже как следует отоспаться, меня уже через пару часов вновь потащили в возок и в очередные подвалы темницы. Мак мне услужливо высветил, что в этот раз меня удостоили чести привезти в первое дворцовое кольцо, то есть я теперь буду проживать на одной лестничной клетке с королем. Единственное, что он наверху, а я немного под землей. Самую малость, и возможно даже, когда-нибудь вновь увижу солнце.

Но это так, мечты.

Спать было жутко неудобно в кандалах, света в камере не было совершенно, благо хоть руками в наручниках удалось справиться со штанами, мелочь, но дорогого стоит не ходить под себя.

А еще мне не давали магичить. Это просто низводило меня в глубины отчаянья, похоже, там за дверью за мной следила группа магов, так как любое из плетений, какое я бы ни пытался построить, тут же разрывалось на стадии создания в клочья, заставляя меня морщиться от отката силы.

Тьма, холодные камни и звон цепей, когда я переваливался с бока на бок, ковыряясь в памяти, в себе, пытаясь собрать воедино остатки сознания и тот хлам из обрывков чувств, что еще остались во мне после той ночи на площади.

Все ли было мной сделано верно? Не знаю. Честно, не возьмусь за самосуд, ибо внутри осталось гадостное послевкусие от нашей с Тиной встречи. Очень такое нехорошее чувство, из острых специй предательства, отчаяния, боли и того, что следовало что-то досказать и донести до нее…