Сергей Хорошавин - Опричник (СИ)

На место прибыли часам к десяти утра, в субботу. Служка Свято-Духова монастыря встретил меня как родного и буквально за руку потащил к игумену, что показалось мне весьма подозрительным. Однако святой отец лукавить не стал и выложил все как на духу. Ларчик открывался просто: урожай в Рязани в этом году собрали обильный и цены на рожь в Рязани упали до неприличия низко. Все бы ничего, можно зерно и придержать, но как назло на монастырских землях урожай оказался так велик, что амбары смогли вместить не более двух третей. Так что часть хлеба стояло в копнах, а недели через две-три могли зарядить дожди, так что часть урожая могла запросто сгнить.

Закупаться одной только рожью в мои планы не входило, но цены на пшеницу и ячмень нового урожая меня не порадовали -- они оказались даже чуть дороже тех, по которым я приобрел первую партию. Так что вариантов не оставалось и после недолгого торга мы сошлись на пяти копейках с полушкой за четверть. В целом закупка без малого полутора тысяч четвертей зерна мне обошлась в семьдесят пять рублей, два алтына и три денги. Больше закупать не было смысла, и так оба струга будут изрядно перегруженными. Теперь хлеба хватит, чтобы тысячу человек год кормить, а у меня пока только сотня работников. Да стрельцов и посоху три сотни, впрочем, им недолго осталось у меня харчеваться -- скоро в Казань отбудут. Плотину уже в этом месяце закончат, и все. Другой вопрос удастся ли их раньше срока спровадить? Служилые еще, куда не шло, им, что тут службу нести, что там, разница невелика, хотя кормежка у меня обильная, да и воли больше, а вот мужикам в Казани никто платить не будет -- тягло оно и есть тягло...

После обеда отправив струги с грузом назад, я с Сенькой и пятеркой стрельцов отправился в Москву, воспользовавшись подорожной грамотой данной мне Висковатым в день отъезда. При необходимости добраться до места можно было бы к вечеру следующего дня, но желания трястись день и ночь в седле у моих спутников не наблюдалось, так что мы дважды останавливались на постой и лишь через пару дней добрались до Москвы. Само по себе удовольствие оказалось весьма недешевым: десять верст по алтыну за каждую взятую лошадь, постой по деньге с полушкой с человека, да харчи по дороге, так что все вместе обошлось мне в два рубля и тринадцать алтын с полушкой [21] . К тому же, несмотря на отдых, многочасовая тряска в седле меня порядком измотала.

Добравшись до места, мы избавились от лошадей, вернув их ямщикам, и отправились в корчму перекусить и как следует отдохнуть. Впрочем, первое заведение подобного рода мы миновали, зажав носы от вони. Сенька весело пояснил: ветер де со стороны Рачки дует, а откуда она вытекает -- вестимо [22] . Поэтому мы миновали Васильевский луг и Солянку, где, кстати, ароматы тоже не баловали обоняние, после чего двинулись в корчму у Покровских ворот.

...

Еще толком не перекусили, а Сенька уже весь извертелся: оно и понятно -- почитай в полуверсте от дома, видать кусок в гордо не лезет, до того охота родных повидать. Ну да ладно, заслужил мой толмач отдых, да и дел для него сегодня не предвидится, скорее, наоборот, без него кое-что проще провернуть нужно. Вспомнив, с каким усердием он вертелся вокруг Тумая и его соотечественников, прилагая все силы, чтобы изучить язык местной мокши, решил вознаградить парня авансом. Выдал двадцать алтын, пояснив, что сие за усердие в языках, а коли к лету выучиться говорить с мордвой, то с грядущего года будет не два рубля, а три получать, а сейчас может бежать в слободу, родителей проведать.

Спровадив Заболоцкого, я отпустил стрельцов отдыхать, выдав им по алтыну, а сам приступил к первой фазе задуманной операции. Взял на две денги постных пирогов, купил за двадцать алтын у пропившегося посадского его зипун, поршни да шапку, после чего переоделся и пошел к ближайшему храму. Местный язык за три с лишним месяца худо-бедно я начал понимать, но сойти за местного и думать было нечего, поэтому троим юродивым, сидевшим на паперти, я объявился как служилый немец. Поначалу приняли они меня весьма кисло, но от угощения не отказались, хотя и долго принюхивались к пирогам -- не скоромные ли?

Слово за слово, поведал я им: получил де от государя землицу с тяглецами за службу ратную, да семена на посев, а давеча сон привиделся -- года через три, вымокнет дождями все жито, инде морозами хлеб побьет, да не токмо у меня, а по всей земле Московской. Народец же с голоду разбежится и придет мое хозяйство в разорение полное. Правда, ли сие, али бесовское наваждение мне неведомо, а что делать ума не приложу. Не знаю почему, но идея очередного голода и мора для этих святых людей оказалась столь привлекательна, что они даже не удосужились дать мне какой либо совет. Впрочем, мне был он и не особо нужен. Удостоверившись, что подготовленные зерна упали на благодатную почву, я покинул блаженных, предоставив им возможность вдоволь поспорить на любимую тему.

Вернувшись в корчму я переоделся в свое и воспользовавшись тем, что мужик у которого я купил его одежонку, спит пьяным сном, бросил ее рядом на лавку. Не факт что он вообще вспомнит что-то, когда проспится, а если и вспомнит, возмущаться вряд ли станет.

...

На следующий день я с утра поспешил в Посольский приказ. Сенька должен был явиться туда ближе к вечеру, так что мне стоило переговорить с Висковатым раньше, без свидетелей. Однако Ивана Михайловича на месте я не застал, а в ответ на мой вопрос получил лаконичный ответ: думный дьяк у государя, а доколе задержится, неведомо. Чтобы скоротать время направился в Китай-город, пройтись по лавкам Гостиного двора.

Потратив пару часов на беготню по рядам, я решил, что пора на этом закругляться, тем более что ничего интересного для себя не нашел. Проходя неподалеку от лавки персидского торговца тканями, я заметил, как из нее вышел грек, который был ранее приставлен ко мне в качестве толмача. Меня он не заметил, похоже, сильно спешил, и явно не к портному -- не иначе снова за заветной шкатулкой приходил. Времени хватало, и я решил проследить за ним. Но едва мы покинули Китай-город и направились в сторону Посольского приказа, я понял, что тяну пустышку. Впрочем, я так и так собирался возвращаться, поэтому прибавил шагу, обогнав грека, и первым подошел к крыльцу, где и столкнулся с Висковатым. Поговорить, правда, не вышло, Иван Михайлович только отмахнулся, мол, недосуг, позже подходи, после чего резво направился в сторону царских палат в сопровождении нескольких дьячих несущих ларцы с документами.

Дожидаться Заболоцкого я не стал, велев толмачу, как придет, послать его к нам в корчму. Заодно разузнал у грека, где находятся государевы конюшни, после чего поспешил в указанном направлении, чтобы глянуть на царский подарок. Придя на место, с грехом пополам объяснил степенному конюху, что мне нужно. Тут мне помогла дотошность московской приказных бюрократов, всучивших мне ко всему прочему и подробную опись того, чем меня государь пожаловал за спасение наследника. Без сей грамотки, найти нужного жеребца нам бы точно не удалось, потому, как одних только аргамаков тут был даже не десяток, а может быть и не одна сотня.