Александр Забусов - Естественный отбор (СИ)

Боярин Часлав имел свой кусок земли на окраине земель ростовских, но всю жизнь кормился войной. Не за горами старость, только он не заметил, как и время пролетело. Два сына подросли. Вон, первенец по левую руку скачет, статью и силой в отца пошел. Жену схоронили, когда в походе был. Кто за хозяйством присмотрит в его отсутствие? На тиунов надёжи мало. Воровитая порода, глаз, да глаз нужен. Самому недосуг, нет спокойствия у границ, да и в самих княжествах его нет. Так уж с дедовских времен повелось, как только в пределы Руси внезапно вторгался враг, князь обращался к своим подданным, и тут же все способные носить оружие собирались в столицу, там экипировались и после строевого смотра выступали на позицию, а разгромив неприятеля, возвращались к мирному труду. Он, Часлав, нет. Скучно ему дома. На отдыхе, лишь два удовольствия — на охоте из логова поднять медведя, да, в своих деревнях устроить на праздник игрища в форме кулачных боев «стенка на стенку», где каждый чувствовал локоть товарища и придерживался строгих правил. Оттуда и дружину набирал всегда. Удивительная стойкость людей в отряде, которой отличались от иных его вои, именно из потешных боев ковалась.

Часлав обернувшись в седле, окинул взглядом свое воинство. Было на что глянуть, даже в Ростове его люди беднотой не смотрелись. Рубахи на воях с длинными узкими рукавами, с ластовиной под мышками, разных цветов, белые, синие и красные, с вышивкой по вороту, по талии подпоясанные неширокими поясами, на коих мечи с перначами смотрелись богато. Высокие сапоги, закрывают порты на коленях. Головы у всех кроме него и сына, покрыты колпаками из белого войлока с околышем разных цветов. Все как один крепкие, жилистые, взгляды рыскают по округе соколиным взором. Хороши!

— Батько, куда нам, на лево или на право ехать?, — задал вопрос Богдан.

Хм! Первый выезд у парубка. Он в его годы успел меч окропить вражьей кровушкой, а его старший отпрыск все при матери от скуки маялся, да дворовым девкам подолы задирал. Такой же и молодший, Еруслан. Разница меж ними в два года.

Одно радует, что Богдан ликом красен, весь в мать пошел, а статью в него, в Часлава. Рубаха из льняной ткани доходила до колен, у ворота разрез к которому пристегнут неширокий круглый воротник-ожерелье, а вокруг кистей рук, рукава скрепленные запястьем. Ожерелье и запястье сделаны из дорогой ткани и богато расшиты жемчугом. Сам сыну сю рубаху из похода привез. Красень парубок, женить пора, а вотчину в крепкие руки всучить. Хай хозяйствует да плодится.

— Правей примаем! По над речкой пойдем!, — повысил голос боярин. И уже тише, только для сына, пояснил: — На развилке, тот летник, что влево ведет, направляется в Ростов. Нам вправо на Горенки, Родники и Добрыниху. Вот в последней, вотчина боярина Веселина и будет, а там засватаем за тебя его среднюю дочку, Синичкой кличут. Ох, хороша тебе жинка достанется!

Повысил голос:

— Галопом марш! Мы так до полуночи не доберемся!

Поскакали, взбивая пыль из-под копыт, как вдруг, глазастый Смеян придержал повод, заставив разгоряченную кобылу подняться свечой. Указал пальцем на реку.

— Боярин, никак река утопленника к берегу прибила.

— Где?

— Да, вон же подле камышей у самой воды лежит!

— Стой! А ну, хлопцы, спешиться. Проверьте что там. Да не все разом, двоих хватит.

Часлав наблюдал, как двое воев сноровисто спрыгнули с круч, пробежались по песку речной протоки и наклонившись над покойником, ковырялись в его одежде. Вторуша поднялся во весь рост, крикнул:

— Батька! Живой он!

— Чего-о?

— Живой, утопленник-то!

— А-а! Тащите его наверх!

Богдан подъехал к отцу.

— Батько, зачем тебе тот смерд? Ведь точно ночью доберемся.

— Э-э, сынку, то не смерд. Видишь, несут его, а он рукой в свой меч вцепился, видать хлопцы и вырвать-то не смогли. Воин.

Подтащили, положили у ног коня боярина. Речная трава набилась в рот, глаза закрыты.

— Да, это юнак!, — удивился Богдан.

— А ну, хлопчики, влейте ему в рот хмельного меда.

— Батька, да он и так напился воды. Чего мед зазря переводить?

— Я сказал, лей, Смеян!

Несостоявшийся утопленник закашлялся от хмеля, открыв глаза, лежа неподвижно, обвел непонимающим взглядом окруживших кругом воинов. Сморщился, видать от боли, выдохнул:

— Ё-ма-ё! Чем же это меня приложили?

— Ха-ха-ха!

Гогот собравшегося общества потряс округу под звездным небом, почти как днем освещенным полной луной.

— Ну, рассказывай, кто ты есть, и как в реке оказался?

Часлав слушал повествование хлопца, и лицо его все больше становилось хмурым. Если б не темень, знавшие его вои, увидели бы побелевшие от напряжения шрамы на лице. Распоясались тати на землях ростовских. Мало им купцов, уже и на князей охоту открыли.

— Что же это получается…?

Вторуша куском холстины бинтовал плечо, шею и голову малому, удивляясь тому, как неумело по касательной пришелся удар. Разомлевший от спиртного вьюнош, словно ждал вопроса, ответил боярину:

— Получается боярин, не просто плохо, а в высшей степени погано! Сам посуди. Курский князь отправляет посольство с просватанной княжной к князю Ростовскому. Свадебный поезд входит в границы отечества жениха и тут же подвергается грабежу. У татей все прошло не так гладко как им хотелось. Тогда они нападают открыто, уже во второй раз. Не знаю, как там сейчас в караване, но если случится что плохого с княжной, этак и до войны рукой подать. Кому сие выгодно?

— Ну-у…!

— Правильно, князю Черниговскому. Он, что на Ростов, что на Курск, зуб точит. А если те породнятся, ему их не достать, а так они сами себя загрызут. Или я ошибаюсь?

— Ах ты бесова душа! Что удумал идол половецкий! Так говоришь это все на броде было?

— Там.

— Ну, да. Тебя ж река течением принесла. В седле сидеть сможешь?

— Батько, мы ж в Добрыниху едем!, — возмутился Богдан.

Боярин из седла пятерней ухватил плечо сына, сдавил его так, что у молодого наследника выступили слезы из глаз.

— Какая там Добрыниха! Богдан, ты сын воина, и сам воин. Твое княжество в опасности. Защитить его вот наша с тобой судьба, а девка подождет. Не дождется, так и хрен с ней, другую посватаешь. По коням! Лис, дай своего заводного отроку. Смеян, Вторуша, идете передовым дозором, береженого боги берегут.

Дорога отклонилась от реки. Перед отрядом встала стена тумана. Такой молочной пелены Лихой в жизни не видел. Колдовство. Из этих сгустков выскочил Вторуша, остановил лошадь перед Чаславом.

— Батька, дальше ходу нет. Ежели поедем, как пить дать заблукаем.

— И-эх! Вороти на тропу. Знаю эти места. Тут неподалеку святилище есть, там до утра и переждем.

Узкой тропой, в колонну один за другим, уже никуда не торопясь добрались до открытых настежь ворот. Егор спешиваясь перед входом, заметил едва различимые в темноте черепа животных, насаженные на длинные шесты. Старческий голос прокашлялся за загородой. Держа факел в руке над головой, из святилища вышел кряжистый дед, в зимнем тулупе по летней поре больше похожий на медведя. Сочным голосом прямо с порога заявил: