Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик. Части 1-18

Теперь на престоле Николай Александрович, а у гидры террора, подобно ее мифической тезке выросли новые, еще более ядовитые и смертоносные головы. И, боюсь, что обладай Император даже силой Геракла, ему не одолеть ее в одиночку. Тем более, что он, увы, он не может похвастаться теми талантами, которые были у его венценосного прадеда и отца – Николая Павловича и Александра Александровича. Эти люди сумели победить самого страшного врага – внутреннего, обуздать придворную камарилью, всех этих Романовых в энном колене, уверовавшим, что кровь далекого общего предка, дает им индульгенцию от всего и право на всё. Тем более, что зачастую они являются ярыми германо- или англофилами. Последнее, пожалуй, страшнее всего.

– Простите, Петр Всеславович, но англичане же – наши друзья и союзники, и мы вместе противостоим тевтонам, – возразил Бартонд.

– Ах, доктор, доктор, – укоризненно покачал головой ротмистр. – Запамятовали Вы, что писал Александр Сергеевич:

«Врагов имеет в мире всяк,

Но от друзей спаси нас, боже!»

Мне гораздо менее отвратительны тевтоны, хотя бы тем, что они не скрывают своей враждебности, а островитяне… Если вспомнить историю всех российских смут, то практически везде найдутся ниточки, тянущиеся на Остров. Для этих джентльменов мы все, от последнего трубочиста и до академика, или генерала – не люди, а дикари, которые имеют наглость жить в такой богатой стране. Мой дед бился с горцами на Кавказе, отец сражался в Средней Азии, и везде были английские деньги, английское оружие, английские инструкторы. Да и за японцами маячил Сити и Роял Неви. Где и на чьи деньги печатал свои издания господин Герцен? Кто стоял за декабристами, в планах которых было убийство всей правящей царской семьи? С легкой руки Пушкина мы привыкли идеализировать этих господ. Да простят меня боги Парнаса, но:

Время бежало незаметно. Оба доктора заворожено слушали ротмистра, который периодически подкладывая полешки в печь, говорил, говорил, говорил… Это был непохожий ни на что монолог, лишь изредка перебиваемый вопросом или возгласом несогласия. Впрочем, с каждым сказанным словом, этих возгласов становилось все меньше. В этой лекции, а скорее – исповеди, перемешались и дела давно минувших дней и то, о чем писали совсем недавно газеты, или перешептывались обыватели. Многовековая ложь: от кровавого маньяка на троне и убийцы собственного сына, до пригревших Герцена и поздних марксистов английских банкиров, до сих пор щедро отпускающих фунты на развал России. Все то, что сделало британское адмиралтейство, дабы поспособствовать прорыву Гебена и Бреслау в Черное море, поближе к российским рубежам, нанеся этим сильнейший удар по ее торговле.

– Все, что Россия покупает за золото у так называемых «союзников», друзья мои, все к чему имели отношения британцы, оказывается никуда не годным, – с горечью продолжил ротмистр, – к нам относятся так, как, будто мы попрошайки, стоящие с протянутой рукой. Условия зачастую кабальные, или просто унизительные. И это не моё мнение, а заключение профессора Бахметьева. Борис Александрович считает, что это не ошибки или разгильдяйство, а целенаправленная подрывная деятельность, направленная на ослабление Российской Империи и уничтожение её армии.

Видимо высказав наболевшие, ротмистр замолчал и несколько минут просто смотрел на огонь. Николай Петрович никогда не отличавшийся флегматичностью, прервал затянувшуюся паузу извечным русским вопросом, но прозвучавшим как вскрик:

– Петр Всеславович, так что же делать?! Нельзя же просто сидеть и ждать неизбежного? Или все-таки можно с этим бороться?

– Это зависит от того, какую цель Вы перед собой ставите. – Усмехнулся ротмистр. – На это вопрос в разное время пытались давать ответ и известный Вам господин Чернышевский, да и более знакомый нам «товарищ» Ульянов. Надеюсь, что всем здесь присутствующим не по пути с этими оракулами? Нет? Отлично. Тогда нам предстоит тяжелая, опасная и, скажу сразу, неблагодарная работа. Представьте себе, что чистящий Авгиевы конюшни Геракл был бы вынужден отбиваться одновременно от Стимфальских птиц и Эриманфского вепря… Но Вы господа, уже вступили на этот путь. Ваша отповедь, Михаил Николаевич, данная на съезде противникам России, – это Ваш первый выстрел по врагу. Но в одиночку невозможно победить…

Есть патриоты, господа, начавшие возрождение Священной дружины и Ваш покорный слуга имеет честь в ней состоять. Только мы не должны повторять ошибок прошлого. В этой когорте должны быть лучшие сыны Отечества невзирая на сословную принадлежность, возраст и вероисповедание. Мы должны подняться над предубеждениями, вернуться к тем основам, на которых Минин и Пожарский возрождали Россию. И я рад, господа, что могу сообщить Вам, что академик Павлов – один из нас. Но мы не должны стать некой сектой, этаким орденом иезуитов на российский манер. Иван Петрович как-то сказал, что мы должны сохранить холодные головы, горячие сердца и чистые руки. Я не знаю, кому принадлежат эти слова, но именно так действовал генерал Бенкендорф, чей портрет висит в моем кабинете. Александр Христофорович, всю жизнь хранил чистый платок, подаренный ему Императором Николаем I со словами: «Вот тебе все инструкции. Чем более отрешь слез этим платком, тем вернее будешь служить моим целям!». У каждого из нас, кто хочет принести реальную помощь стране, должен быть такой «платок»…

Настенные часы, купленные, наверное, еще отцом Николая Петровича, начали отбивать очередной час. И с каждым ударом становилось понятно, что сегодняшний вечер близится к завершению.

– Благодарю покорно, господа, за приятно проведенный вечер. – Ротмистр тоже это понял. – Прошу извинить, время уже позднее, вынужден откланяться.

– Петр Всеславович, Бога ради, останьтесь! Мы ведь только начали беседу. Да и Михаил Николаевич только на два дня сумел вырваться! – Было заметно, что Бартонду до смерти не хотелось отпускать гостя.

– Прошу еще раз простить, время уже позднее, сегодняшний день и так преподнес Вам слишком много впечатлений. Если же захотите продолжить разговор, послезавтра вечером я Вас навещу. Честь имею, господа!..

После ухода ротмистра два доктора еще долго обсуждали рассказанное гостем и строили различные версии того, что произойдет, или может произойти в ближайшем будущем и с ними, и с Империей в целом.

Утром Михаил Николаевич прибыл в Московское управление РОККа, чтобы сдать документы по госпиталю и получить новое назначение. Молодой чиновник, принимавший бумаги, остановился взглядом на фамилии доктора, потом сверился с каким-то списком, лежавшим на столе, после чего произнес: