Роман Галкин - Боярин [СИ]

Подоспевший Алексашка заботливо хлопает меня по спине.

— К тебе, Дмитрий, Петр Лександрычч благоволит. Значит, можешь обращаться к нему запросто, по имени отчеству, — говорит он, продолжая похлопывать. — А ежели заметишь, что сердит он, тогда называй не иначе, как Светлейший Князь.

— Спасибо за науку, Александр, — благодарю, закончив кашлять. — А как-нибудь, типа, Ваша Светлость…

— Не любит он этого, — обрывает меня Алексашка. — От равных себе придворных терпит. А тем, кто пониже, может сгоряча и по роже заехать.

Удивляюсь такому факту, но не решаюсь уточнять причину.

— Пойдем уже, — зовет меня парень и направляется к лестнице.

Поднимаясь вслед за ним, размышляю о том, что как-то легко принял свой перенос в прошлое. Какой, кстати, год-то на дворе? Как бы выяснить ненавязчиво, не спрашивая напрямик? А то еще придется выдумывать, что в тех краях, откуда я прибыл, другое летоисчисление. Опять же, надо придумать, откуда я прибыл. Не рассказывать же правду, а то еще сожгут на костре, как какого-нибудь колдуна. Кстати да, надо поосторожнее языком трепать. И так уже на каких-то помещиков Менделеевых подозрение навел. Вот обвинят их в умышленном составлении периодической таблицы химических элементов и отправят, не разобравшись, догонять Джордано Бруно по дороге в рай… или в ад. М-да.

Наверху как будто и не было никакой суеты. Коридор пуст, за исключением появившегося караульного у дверей комнаты, где ночевал Светлейший Князь. Доносятся голоса из-за соседних дверей. Откуда-то даже слышится храп.

Петр Александрович, не раздевшись, лежит на своем топчане. Да собственно, те соломенные тюфяки, которые служат здесь вместо постели, и не располагают к тому, чтобы раздеваться. Как-то иначе я представлял себе быт князей — типа, постели с перинами, горой белоснежных подушек и свисающим балдахином. Может, это какой-нибудь неправильный князь? Ездит в открытых санях, спит на тюфяках. Хотя, звание Светлейший говорит о его довольно высоком положении. Я хоть и, очень мягко выражаясь, небольшой знаток истории, но наверняка должен был слышать что-то о нем. Надо, кстати, узнать, как его фамилия.

При нашем появлении Князь приподнялся на локте и кивнул на лавку, стоящую подле.

Я снова, расспрашиваемый им, поведал о ночном столкновении с киллерами. Затем, Петр Александрович огорошил меня вопросом о технологии производства пластиковых окон. Да-да, он так прямо и спросил, мол, расскажи-ка, друг любезный, подробнее о технологии производства пластиковых окон.

Ошарашенный подобным требованием, теряю дар речи. Какие, нафиг, пластиковые окна?! Мелькает мысль о грандиозном розыгрыше. Смотрю на дверь, ожидая, что сейчас в комнату ввалится толпа каких-нибудь придурков, в числе коих будут Сэм и Дэн, и, возглавляющий их, престарелый Валдис Пельш объявит, что я попал в программу «Розыгрыш».

Однако опять оказался виноват мой, размягченный спиртным, язык. Оказывается, вчера я выставил себя не только великим химиком, но и знатоком технологий производства пластиковых окон. И что теперь делать? О каких технологиях рассказывать Светлейшему Князю? Как он запомнил-то все эти слова?

Два года назад я открыл фирму по установке пластиковых окон. Снял маленький офис в одном из бизнесцентров, посадил офис-менеджером одну из своих подруг, которая имела опыт в этой работе, нанял установщиков, так же имеющих опыт, и на этом успокоился. Нет, первое время, около месяца, я как-то пытался контролировать процесс. Но понял, что только мешаю специалистам. Окна, естественно, сами не делали, а, как и многие подобные фирмочки, заказывали в Липецке. Летом дела шли неплохо. Осенью и вовсе пришлось нанимать дополнительных рабочих. После Нового Года бухгалтер, которая вела мою фирму, заявила, что если я не хочу залезть в долги по аренде и налогам, то лучше срочно прикрыть предприятие. Я ей поверил. Весной открыл уже другую фирму по продаже котельного оборудования для частных домов. Вот и весь мой опыт в производстве пластиковых окон. Да даже если бы я и был великим спецом в этом деле, то как бы мне это помогло здесь?

Вот я и начинаю что-то мямлить, ссылаясь на то, что мало что помню из вчерашнего, про пластиковые окна, мол, что-то слышал краем уха, но без Интернета никакой информации надыбать не смогу.

— Без чего? — садится на топчане князь.

Опять двадцать пять! Все, теперь думаю перед каждым словом!

— Интернет, Петр Александрович, — начинаю выкручиваться, стараясь не ляпнуть очередное несвойственное этому времени словечко, — это такая Большая Научная Энциклопедия, напечатанная в нескольких томах и включающая в себя все известные научные познания.

— И где же сей труд хранится? — видно, что он искренне заинтересовался.

Что мне теперь-то ему ответить? Придется импровизировать на ходу.

— Там, откуда я прибыл.

Такой ответ явно не удовлетворяет Светлейшего Князя и он, нахмурившись, встает передо мной.

— Ой, не юли, Дмитрий, не испытывай мое терпение! Говори как есть — откуда ты таков появился?

Я тоже поднимаюсь, стараясь смотреть на него искренним взглядом святого простачка.

— Извините, Светлейший Князь, но можете подвесить меня на дыбе, я и тогда не дам вам ответа на этот вопрос, — замечаю взметнувшиеся вверх брови князя и поспешно добавляю: — Дело в том, что я и сам этого не знаю.

— Это как же так? Ты же вчера говорил о каком-то граде металлургов.

— Вероятно, вчерашнее чрезмерное возлияние частично прорвало завесу амнезии и я что-то вспомнил, — делаю робкое предположение. — Но разрозненные обрывки сведений могут только еще больше запутать, выдав такие сложные словосочетания, как «технологии производства пластиковых окон», по сути не несущие в себе никакой полезной информации.

— Может, и правда тебя на дыбу надо, Дмитрий Станиславович? — снова садится на топчан князь. — Сдается мне, что дыба более основательно порвет эту твою завесу. Или предлагаешь напоить тебя, а?

— Не поможет, — спешу авторитетно заявить. — Вчерашний феномен является редким исключением. Уверен, что как дыба, или другие телесные истязания, так и чрезмерное употребление алкоголя, скорее вызовут полную амнезию. Возможна также и потеря рассудка.

— Что есть амнезия?

— Амнезия, Петр Александрычч, есть потеря памяти.

— И что ж ты, совсем ничего не помнишь о себе?

— Ну почему же. Благодаря вчерашнему феноменальному прорыву, а может, и стрессу, полученному сегодня ночью при встрече с кил… кхм, с убийцами, я кое что вспомнил.

И тут меня понесло не хуже того Остапа. По мере развития моей фантазии оказывалось, что не так-то много я и «забыл». Петр Александрович, а вместе с ним и Алексашка, и зашедший несколько позже Федор узнали, что я с младенчества воспитывался в монастыре шаолиньского типа, только в русской интерпретации и с уклоном не в боевые искусства, а в сторону науки. Содержали меня, как и других воспитанников, в строгости и не выпускали за стены монастыря. Сутками напролет, лишь с небольшими перерывами на сон и скудную пищу, я постигал различные науки. Будучи способным учеником, к своему совершеннолетию поднаторел в учении так, что превзошел некоторых своих учителей, вызвав тем самым их недовольство и нелюбовь к себе. Но Ректор монастыря — так называли настоятеля — заметил мои таланты и приблизил к себе, досрочно присвоив звание младшего научного сотрудника. Это, в свою очередь, породило недоброжелателей в среде других научных сотрудников, которые в свое время потратили немало сил и времени, чтобы достичь такого звания. Зависть — страшное дело! Мне приходилось жить, будто среди ядовитых змей, постоянно оглядываясь и следя за тем, куда ставлю ногу. Но ничто не могло сломить моей тяги к знаниям, и еще через несколько лет я уже поднялся до звания кандидата наук, оставив позади исходящую ядом зависти толпу конкурентов. Во всем монастыре был только один профессор равный мне по гениальности ума. Это был правая рука Ректора Сэм, в миру Семен. Ректор был уже довольно стар, и Сэм надеялся в скором времени занять его место. Однако, увидев мой стремительный карьерный взлет, он понял, что его ректорство может не состояться. Этого Сэм допустить не мог. Ректор был отравлен. В этом его заместитель обвинил меня. Ученый совет поддержал его голословное обвинение и приговорил меня к самому страшному наказанию — к вимпацетину.