Роман Галкин - Боярин [СИ]

— Удачи тебе, Дмитрий Станиславович, — оборвал вихрь моего мысленного негодования голос Афанасия Егоровича. — Эх, скинуть бы годков десяток, да не было б на моих плечах заботы о крепости, составил бы я тебе компанию. До чего ж иной раз душа тоскует по лихим походам! Но ты, друг Дмитрий Станиславович зазря головой не рискуй. Мне за тебя перед Светлейшим ответ держать. Ежели уйдут тати на турецкую сторону, значит судьба такая у Алены Митрофановны. Ты туда не суйся. Я и сотнику дал наказ не пущать тебя, ежели что. Не то и девицу не спасешь, и сам голову сложишь.

— Нешто ты, Афанасий Егорыч, думаешь, что я турок испугаюсь? — строго воззрился я на воеводу и вопреки своим мыслям продолжил: — А как же я потом буду в глаза Светлейшему Князю смотреть, когда он узнает, что дочь боярина Жукова, которую он лично, рискуя жизнью, освобождал из лап бандитов, по моей вине вновь к тем бандитам попала?

Обалдев от собственных пафосных слов, я с подозрением пытался вспомнить вкус компота, которым запивал расстегаи во время спешного завтрака. Может, вместе с сухофруктами в него какую-нибудь веселую травку положили?

— Да понимаю я тебя, Дмитрий Станиславович, — смущенно потупился воевода. — Иначе и не пустил бы вовсе. Но и ты пойми, ежели что, Петр Александрович с меня же голову снимет.

— Не волнуйся, Афанасий Егорыч, — я задорно подмигнул воеводе, — как говорят у нас в монастыре, все будет пучком!

— Энто как? — удивленно поднял тот брови.

Я произнес поговорку целиком. Сотник и бывшие рядом казаки сдержанно хохотнули.

— Ну, коли так, то не буду более задерживать, — кивнул воевода. — Пусть воинская удача сопутствует тебе!

Дальнейшие дни слились в одну бесконечную скачку с периодической сменой лошадей на заводных. На ночлег останавливались только в сумерках, а с утренней зорькой вновь пускались в дорогу. Казаки в пути вели себя так, будто выехали на веселую прогулку, а не на опасное предприятие. Они ухитрялись без перерыва переговариваться и шутить, умолкая лишь во сне и в галопе. Угрюмо молчали только Данила и тот казак, чей сын погиб при столкновении с бандитами. Во время первой ночевки Григорий Нечаев подходил извинялся за то, что рвался убить нас с Данилой, приняв за врагов. Несмотря на все еще ноющие после тумаков ребра, я понял его и простил.

Сотник Михайло Волобуев пытался заводить со мной беседы, но на скаку мне было не до того, а как слезал с лошади, так, наскоро поев, засыпал.

В этот раз заночевали с комфортом в оказавшемся на пути крупном поселении с небольшой крепостью в центре. Следы людокрадов вели вокруг. Мы же решили рискнуть и не идти по следу, а срезать путь через селение, заодно и переночевать.

Утром как обычно выехали едва забрезжил рассвет. Сотник заранее пустил вперед дозор, дабы обнаружить след беглецов. И вскоре в расположенной в трех верстах от поселения дубраве дозорные обнаружили недавно оставленную стоянку. По еще тлеющим углям в кострищах определили, что бандиты опережают нас максимум на час. Последовала короткая остановка — кто-то сменил лошадь на заводную, кто-то подтянул сбрую — и полусотня ринулась в погоню. Пока не в галоп, но аллюром.

То ли я уже стал сносным наездником, то ли так действовал азарт, но седло больше не колотило по отбитому заду. Я вообще забыл обо всех неудобствах, вместе с остальными всматриваясь вдаль, где вот-вот должны показаться беглецы.

Мы почти поднялись на поросшую редколесьем вершину пологого холма, когда заметили скачущего навстречу всадника. То оказался казак из посланного вперед дозора. Он едва держался в седле, припав к лошадиной шее, а из его правого плеча торчало древко стрелы.

— Крымчаки, — прохрипел он, остановив лошадь, — много. Сотни три, а то и более.

— Окстись, Гриня, откуда здесь зимой крымчакам взяться? — удивленно воскликнул сотник, гарцуя на разгоряченном жеребце.

— То ты, Михайло, у ентой стрелы спроси, — раненый казак покосился на свое плечо.

— Точно крымчаки! — воскликнул один из казаков, привстав на стременах и вглядываясь в сторону вершины холма, где из-за деревьев уже вылетали один за другим дико визжащие всадники.

Казаки подняли ружья и пистоли. Я тоже поднял один из врученых мне пистолетов. А крымчаки все выезжали и выезжали из-за деревьев. Вот уже целая лавина несется на нас по склону.

— Хлопцы! Стреляем, и тикать! — скомандовал сотник, первым разряжая пистолеты в накатывающих врагов.

Поддавшись общей панике, я тоже выстрелил, никуда особо не целясь, отбросил пистолет и, ничего не видя в пороховом дыму, принялся разворачивать лошадь. Рядом прозвучали еще несколько выстрелов. Один грохнул прямо у морды моей лошади. Та дико заржала и взвилась на дыбы, выбрасывая меня из седла. Хвала Богу, шмякнулся оземь удачно, ничего себе не сломав. Единственной мыслью после падения было, что меня сейчас затопчут. Потому сразу вскочил на ноги, но тут же вновь был сбит наскочившей лошадью.

— Дмитрий! Живой?

Узнаю голос Данилы. Парень помогает мне забраться в седло, придерживаемой им лошади, и следом сам вскакивает на другую. Лошадей не надо погонять. Испуганные животные берут с места в карьер. И в этот миг какая-то сила выдергивает меня из седла.

На этот раз падение выбивает воздух из легких. На какое-то время темная пелена застилает сознание, и я ничего не вижу и не слышу.

Когда сознание проясняется, вокруг стучат сотни копыт, обдавая меня комьями грязного снега. Пытаюсь встать, но обнаруживаю, что руки плотно притянуты к туловищу. Однако ноги свободны. Повернувшись на бок, поднимаюсь на колени. И вновь та же сила, что выдернула из седла, рывком валит меня на землю и, все ускоряясь, тащит по земле. Теперь все мои усилия направлены на то, чтобы стараться скользить на спине, но все же несколько раз, наткнувшись на кочки, переворачиваюсь и обдираю лицо о жесткий ледяной наст, искрошенный конскими копытами.

Наконец адская гонка заканчивается, и я, едва дыша из-за отбитых боков, расслаблено замираю на снегу. Благо на мне плотный полушубок. Иначе сомневаюсь, что отделался бы только ушибами.

— Урус, вставай!

Несколько раз пнув по и так отбитым бокам, меня за шкирку вздергивают на ноги. Передо мной классический татарин в лисьей шапке и стеганном халате. На поясе кривая сабля. Ростом на полголовы выше меня. Он стягивает мои кисти веревкой, привязанной другим концом к луке седла топчущейся рядом лошади. Только после этого татарин ослабляет и снимает с меня петлю аркана. Взлетев в седло, он дико визжит, словно сел на заботливо подставленный кем-то гвоздь. Однако, вопреки моим опасениям, не пускает лошадь в галоп, а удовлетворяется легкой рысью. Впрочем, мне удается пробежать не более пары сотен метров, после чего благополучно падаю и скольжу по насту. Но теперь хотябы можно поднять лицо, когда меня переворачивает на живот.