Андрей Посняков - Довмонт. Неистовый князь

Как бы то ни было, а из семерых нападавших осталось четверо. Двое на одного – тут уж можно было повоевать, чего уж!

Цивильные люди сошлись в скоротечной схватке. Ни кольчуг, ни щитов, ни шлемов. Только мечи, секиры, кистеньки, а у кого-то – дубинка.

Нет щита – и не подставишь под вражеский меч, тут уж либо уклоняйся, либо отбивай клинки – вот и звон пошел на весь берег! На Довмонта навалились сразу двое мечников – толкались, друг другу мешали, пока, наконец, не рассредоточились – один зашел со спины… Да князь был не лыком шит! Вертелся волчком, отбивал, нападал сам, не подставляясь под удар, не давая врагам опомниться.

Вот ударил… отскочил, повернулся, отбивая натиск… И снова ударил, чувствуя, как готовит очередную атаку торчащий за спиной враг… Споткнулся… упал… чувствуя, как просвистел над головою занесенный позади меч… и тут же – выпад – ударил! Ткнул лиходея в грудь… Меч пошел неожиданно тяжело, видать, у врага под кафтанцем была поддета кольчуга. Так и есть – послышался знакомый скрежет, и Довмонт надавил на клинок, разрывая кольца и выпуская врагу кишки! Между тем второй супостат тут же налетел, словно Змей Горыныч… Но не успел ударить, осел, словив горлом стрелу!

Кто-то помог? Или случайно? Целили в князя, но вот… Некогда было рассуждать, думать. Довмонт бросился на помощь Гинтарсу, которого тоже взяли в оборот двое – один дубинщик, второй – с секирой на длинном и тонком древке, каким удобно наносить удар из-за своих рядов.

Подскочив, князь перебил древко секиры мечом… Дубинщика же достал неизвестный лучник… Опять этот лучник!..

Лучница!

Оставшиеся в живых враги, видя, что их затея не удалась, со всех ног бросились к реке… И тут им навстречу выскочила из ольховых зарослей Рогнеда с натянутым луком в руках! Каштановые локоны ее трепал ветер, в изумрудных очах яростно сверкало отраженное солнце. Юная разбойница ловко слала стрелы одну за другой… пока не убила всех! Никто из злодеев не спасся, все лежали мертвые.

– Зря ты так, – сплюнув, Довмонт покачал головой. – Надо было оставить в живых хоть кого-нибудь. Допросили бы!

– Ну прости, – девчонка опустила лук и тыльной стороной ладони утерла с верхней губы кровь. – Едва к челну подошла, как они на меня набросились, связали. Думали, спокойненько буду в лодке лежать, их дожидаться… Дождались теперь, твари!

И столько было в этих словах гнева, столько ничуть не наигранной ненависти, что князь лишь махнул рукой:

– Не на ту напали. Кстати, я на тебя думал. Что ты все это устроила.

– Я бы точно так же подумала, – красавица пригладила локоны, вернее – попыталась. Ветер не давал, трепал, разбрасывал по плечам каштаново-солнечным покрывалом.

– Они, видно, за нами давно следили, – собрав вражеское оружие, подал голос Гинтарс.

– Скорей, за боярами, – Рогнеда усмехнулась и одарила князя таким лукаво-дерзким взглядом, что у того захолонуло сердце. – Так ты пригласишь меня отужинать, пресветлый князь?

– Хоть сейчас… Сегодня!

Вообще-то не следовало так уж доверять этой разбойнице… но Довмонт все же поверил… хотя не совсем. О засаде и трупах он сразу же по возвращении поведал Степану, «полковнику», человеку, острому умом и весьма успешному в порученном ему деле.

Дева явилась в княжеские хоромы уже ближе к вечеру. Начинало смеркаться, выкатилась на небо серебряная луна, засверкали звезды. Сначала – тускло, потом все ярче и ярче.

Верный Гинтарс, встретив зеленоглазую красавицу у самых ворот, провел ее дальней галереей. В горнице уж был накрыт стол: пироги, кисель, дичь, разные вкусные заедки из далеких стран. И, конечно же, хмельной квас, медовуха… дорогое фряжское вино плескалось в серебряных кубках.

– А можно ухи? – испив вина, скромненько улыбнулась гостья. – А то я такая голодная! Прямо страх какая.

– Кушай, кушай, зая, – подсев поближе, Довмонт погладил Рогнеду по плечу, дождался, когда та похлебает ушицы и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы.

Девушка не сопротивлялась. Наоборот, подалась, приникла к крепкой мужской груди и целовалась, целовалась, целовалась! Так истово, так настойчиво и сильно, словно хотела выпить князя до дна, словно это вот серебряный кубок.

Оба не хотели ждать, оба стремились слиться в едином порыве вот уже прямо сейчас, оставив на потом долгие и сладкие ласки…

– Ты поднимись, милая…

Довмонт задрал деве подол, лаская бедра, потом наклонил… чувствуя, как задергалось под ним податливое женское тело, такое молодое, упругое, гибкое… Красавица закричала, ничуть не стесняясь, а князь зарычал, довольно, дико и глухо, словно дорвавшийся до добычи зверь.

Потом оба расслабленно уселись за стол. Словно ничего и не произошло. Просто князь подтянул штаны, Рогнеда же одернула платье, точнее – варяжский плисовый сарафан, одетый на длинную шерстяную тунику. Зеленая ткань сарафана очень шла к ее глазам, таким невообразимо красивым, загадочным, манящим…

– Еще ухи будешь?

– Угу… Что-то снова проголодалась, да!

Князь не стал звать слуг, налил из котелка сам… Отпил квасу…

– А еще заедки тут сладкие.

– Я вижу. Но сначала лучше вина.

Выпили. Поболтали. Поцеловались. Но на этот раз действовали куда как медленнее: с чувством, с толком, с расстановкой. Князь осторожно расстегнул фибулы, снял сарафан… затем стянул через голову девы тунику, обнажив стройное белое тело, сильное, с упругой налитой грудью… Налившиеся любовным соком соски уже торчали, призывно и дерзко. Быстро сбросив одежду, князь накрыл их губами, поласкал языком, чувствуя в ответ неистовый трепет… И вот уже оба отдались на волю чувств, и тела их, и души слились, и лишь стоны доносились из горницы… а потом – всю ночь напролет – из княжьей опочивальни.

Рогнеда ушла рано утром, едва забрезжил рассвет. Накинув на голову капюшон, завернулась в плащ, исчезнув в промозглом утреннем тумане. Четверо мужчин в длинных, с глухими капюшонами, плащах, оглянувшись по сторонам, поспешно зашагали следом за девой, стараясь не потерять красотку из виду.

Немного погодя – да почти сразу же! – неприметный парнишка, по виду – мастеровой – шмыгнув носом, сдвинул шапку на затылок и задумчиво поковырял в носу. Потом повел плечом и шустренько припустил следом за четверыми… и девой.

– Это язычники, князь! – повинуясь радушному жесту, тиун уселся на лавку и продолжил доклад, стараясь донести до князя каждую свою мысль, пусть даже и не совсем понятную поначалу.

– Язычники? Не новгородцы?

– У всех убитых нет нательных крестов, у новгородцев они обязательно были бы. Мало того, раненые, я бы сказал, убили сами себя! Закололись ножами, верно, опасаясь пыток. Может быть, князь, это твои противники литвины подослали убийц?