Юлия Гай - Один за двоих (СИ)

— Давай! Вставай! — орали солдаты, дергая за цепи, заставляя пленника встать на ноги, — чего скалишься? Вот тебе! Мало, да?

— Все вон! — вдруг рявкнул Алвано, и солдат словно ветром сдуло. Шику тоже попятился, он боялся Алвано, боялся Камфу, но еще больше боялся пленника, даже безоружного и прикованного.

— Шику, — скомандовал наставник, — останься тут.

Мальчик не посмел отказаться, забился в угол, где стоял большой старый сундук, и присел на корточки. Ему хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, не видеть, не слышать, не знать того, что сейчас здесь случится, но это было невозможно. Шику видел, как к пленнику приблизился Алвано и коротко, без замаха ударил по лицу. Голова чужака дернулась, из разбитой губы побежала струйка крови.

— Теперь ты скажешь мне, кто тебя послал, — гаркнул Алвано.

— Меня никто не посылал, — раздался спокойный голос имперского офицера, — я сам пришел, по делам.

— Мы взяли вашего человека, я все знаю.

— Если знаешь, зачем спрашиваешь?

— Сколько вас тут? Чего вы лезете в наши дела? Думаете, вам, имперцам, все можно?

Пленник пожал могучими плечами.

— Не понимаю, о чем ты, командор?

— Не понимаешь?!

Алвано выхватил из-за пояса револьвер и приставил ко лбу имперца.

— Может, это сделает тебя догадливее?

Чужак снова пожал плечами. В свете лампад лицо Алвано налилось краснотой, на лбу выступили капли пота. Никогда прежде Шику не видел командора в таком бешенстве. Алвано чуть сдвинул прицел и нажал на курок. Громыхнуло так, что заложило уши, удушливо запахло порохом. Мальчик спрятался за сундуком, боясь пошевелиться.

Убил? Нет! Пленник поднял голову. Алвано оскалился в усмешке.

— Освежилась память?

Молчание. «Он, верно, сумасшедший», — подумал Шику с недоумением. Снова выстрел, брызги крови, страшная, неживая тишина.

— Молчишь? — спросил Алвано. — Молчи, посмотрим, что ты завтра запоешь.

Алвано развернулся и буквально вылетел из капища. Камфу с отвращением глянул на пленника, подошел к Шику.

— Перевяжи ему раны и гляди в оба. Он должен есть и пить, не доживет до завтра — Алвано тебя расстреляет.

Шику понял, что это не шутка.

Воду и бинты ему принесли солдаты, охраняющие капище снаружи. Шику сидел на сундуке и оттягивал, сколько мог, момент, когда ему нужно будет подойти к чужаку. Страшно! Люди всегда уступают силе, люди боятся боли, темноты и смерти. Они — слабые существа, озабоченные лишь инстинктом продолжения рода, но этот…

В нем было что-то неправильное. Шику понял это особенно остро в тот миг, когда на негнущихся ногах подошел к пленнику, чтобы перевязать его раны. Имперский офицер поднял безвольно опущенную голову и… улыбнулся ему. Его блестящие черные, как капли смолы, глаза смотрели тепло и ободряюще.

— Перевязать, — хрипло сказал Шику.

Пленник кивнул. Мальчик взялся за скрутку бинтов. Алвано прострелил чужаку предплечье и бедро, серая ткань пропиталась кровью, став коричневой. Пленника надо было раздеть, но Шику не осмелился и как смог намотал бинты поверх одежды.

— Спасибо, — негромко проговорил пленник, — как тебя зовут, мальчик?

— Шику.

— Не бойся, Шику.

— Я не боюсь.

На самом деле он очень боялся, у него тряслись колени и руки, бинт дважды падал на пол. Потом он напоил пленника и снова забрался в угол, решив, что до утра офицер имперского флота точно доживет.

День тянулся бесконечно. Пленник молчал, Шику тоже не хотелось заводить с ним разговора. Вечером пришел Камфу, поглядел на пленника и велел Шику вытащить из сундука одеяло и лечь у ног чужака. Это мальчику не понравилось. Ему было неудобно и неуютно, резкий запах крови бил в ноздри. Он долго вертелся на твердом полу, но все же задремал, и уже сквозь дрему услыхал тихое пение.

— Дальняя дорога вьется на закат, потерпи немного, раненый солдат…

Шику распахнул глаза от какого-то смутного чувства, его будто окатило теплым воздухом. Что-то светлое и хрупкое затрепетало в груди мальчика, но что, он не мог понять, и просто лежал, притворяясь спящим, и слушал.

Он хорошо пел, этот чужак с дырой вместо души. Нарьяг даже на минуту усомнился в ее отсутствии, уж больно цепляла его собственную душу эта мелодия. Она царапала, выжимала слезы, хотя слов Шику почти не понимал.

Алвано снова краснел и снова орал, пытаясь вытащить из пленника хоть какие-то сведения. Шику, который пугался его пуще смерти, даже испытал ощущение удовлетворения от того, что усилия Алвано были напрасными. Камфу не пришел, и мальчик снова забился в свой угол. К счастью, Алвано даже не вспомнил о его присутствии. Он зверел от спокойствия пленника, его молчания и упрямства.

— Значит, бесполезно, говоришь?

Командор грубо, рывками разодрал пропитавшиеся кровью бинты.

— Посмотрим, как ты сейчас запоешь, сокол ты мой!

Алвано всунул в свежую, едва затянувшуюся рану на бедре длинный, зубчатый нож и провернул. Шику показалось, он оглох от скрипа собственных зубов, или это пленник стискивал свои, чтобы не издать ни стона. Мальчик зажмурился, сердце стучало в груди, как запутавшаяся в силках птица. Он ждал крика, стона, хоть какого-то звука, но пленник молчал.

Зато орал и бесновался Алвано:

— Разрежу на куски! Паскуда! Говори! Кричи! Проси о пощаде! Я отпущу тебя!

Тишина.

— Кто тебя послал? Сколько вас здесь? Какая связь? Отпущу, понимаешь? А иначе — ты не представляешь, что с тобой будет!

Молчание. Шику не выдерживает и открывает глаза, от увиденного кружится голова. Стены забрызганы алым, струйки медленно сползают вниз. Тело пленника бессильно обвисло в цепях, пальцы побелели.

Мальчик вскочил. В нем бушевала непонятная неуместная ярость. Вот сейчас…сейчас в руках Алвано распадется, расползется, как гнилушка, его нож.

— Чего тебе? — резкий окрик командора отрезвил его, окатил с головы до ног ледяным страхом.

Алвано повернулся к нему, глаза его дико горели. Шику показалось, что «пустой» сейчас убьет его.

— Проваливай, Алвано! — вдруг окрикнул пленник. — Мне нечего сказать, хочешь убить — убей.

Командор замер, будто его ударили по голове, затем снова повернулся к своей жертве.

— Нет, не надейся, что умрешь легко и быстро, сокол. Будешь умирать столько, сколько нужно, чтобы развязать твой поганый язык.

Он ушел, но вернулся через пару часов и снова кричал, требовал, грозил. Он словно свихнулся от упрямства и стойкости имперского офицера. У Шику ныли виски от крика Алвано и гнетущего молчания пленника.

Командор испробовал все, на что была способна его извращенная фантазия садиста. Пахло кровью и паленой кожей, пленник бессильно болтался в цепях, так и не проронив ни стона. Устав от бесплодных попыток, Алвано выволок мальчика из угла, где тот прятался, закрыв глаза и уши, и рявкнул: